— Казанова, вот ведь зараза! Минута осталась… А, Казанова?

— Чего ты орешь? Не слепой, сам вижу. Смотри лучше. Он же лысый. Не должны прошляпить.

Белкин побежал к началу платформы, на ходу вглядываясь в лица прохожих. Поезд отправлялся через минуту. Последние, запоздавшие пассажиры, спотыкаясь о собственные тяжелые чемоданы, торопливо трусили к своим вагонам. Их бег затрудняла публика с поезда, стоявшего напротив, а также толпа провожающих симферопольский поезд. Сутолока на узкой платформе была невообразимая.

Это, естественно, отнюдь не облегчало условия работы группы пролетарского гнева. Вернее, двоих из группы. Двое других остались в вытрезвителе. Поделиться решили по-честному. Костик с Белкиным тормозят на вокзале Черепа, отвозят его на базу и отлетают: один — к жене на день рождения, другой — по собственным надобностям. Паша с Таничевым обрабатывают задержанного до упора. На церемонии должен был присутствовать сам следователь Иголкин, который тоже сидел на «Товсь!». В данный момент он допрашивал Ларису.

По идее, сложностей с задержанием Ромы возникнуть не должно было. Лариса очень подсобно описала его внешность, кроме того, его бритая голова сама по себе представляла отличнейший ориентир.

Возникает лишь проблема с его доставкой на базу. Свободной машины в РУВД не оказалось, поэтому решили сдать Черепа в вокзальный пикет, а потом прислать за ним освободившийся транспорт. Но все это потом. Когда его задержат. А задержание обламывалось.

Вокзальный диктор предупредил об отправке поезда. На табло высветилось четыре цифры: 19:00.

— Казанова, Казанова! Где же он, черт лысый!

Поезд угрожающе зашипел. Проводники начали закрывать вагонные двери.

— Надо ехать, Вовчик.

— Ты ж знаешь, Казанова, а? Танька, она ж не поверит. Так ведь не бывает, Казанова. Тьфу ты…

— Да ладно, Вовчик. Я понимаю. Езжай. Не такая это птица. Один справлюсь.

— Правда, Казанова? Спасибо, старый. Вы это, звоните, если что…

— Давай.

Казанцев подбежал к ближайшей двери, незаметно сунул под нос проводнику «ксиву» и, несмотря на его протесты, проник в тамбур.

Поезд дернулся и медленно пополз прочь. Белкин не уходил. Он, как статуя, застыл на платформе, мешая пассажирам и носильщикам.

Когда последний вагон поравнялся с ним, он резко обернулся, посмотрел на часы, плюнул на асфальт и прошептал: «Прое…ли!» Затем он вдруг резко махнул кулаком и рванулся вдогонку за поездом.

Проводник, молодой парень, стоял на подножке, высунувшись наполовину из вагона, и что-то там кричал на прощание кому-то на платформе. Но стоило ему взяться за ручку, чтобы захлопнуть дверь, как в тамбур с разбегу сиганул Вовчик, сбив проводника с ног.

— Ты что, урод! Ох..ел?!

— Сам урод! Прочь с дороги! Милиция!!!

Костик тем временем убеждал проводника в том, что сойдет на ближайшей станции и что в Крым на халяву не собирается. Справившись наконец с этой задачей, он двинулся в начало поезда. Оттуда он намеревался пройти в хвост, изучая по пути пассажиров. Купальный сезон был в самом разгаре, и желающих понежиться на южном солнце хватало, поэтому состав был переполнен.

Многие еще не распихали по полкам свою поклажу, многие не успокоили кричащих грудных детей, многие вообще не могли найти своего места или спорили с другими за право обладания нижней полкой на ближайшую пару суток.

Обследование поезда осложнялось и тем, что в купейных вагонах дверь запирается изнутри, а открывать ее не очень-то спешат. Косте не хотелось задерживаться в поезде надолго, поэтому он взялся за поиски весьма энергично.

В общих вагонах он извинялся и объяснял; что хочет найти свою любимую, место которой он, черт возьми, не запомнил. В купейных он утверждал, что просто перепутал двери.

Главными ориентирами по-прежнему служили бритая голова и черная футболка со скелетом.

Он увидел его во втором от локомотива вагоне. Парень сидел в дальнем углу четырехместного плацкарта, развернувшись спиной к проходу и прижав лицо к стеклу, словно рыба в аквариуме. Помимо него, в отсеке находились две тетеньки с детьми и дедуля с огромной корзиной на коленях. Череп, вероятно, плотно оккупировал нижнюю полку и лезть наверх не собирался.

Костик весьма оригинальным способом решил внести справедливость в данный вопрос. Он заслонил собой выход из отсека, достал из поясной сумки пистолет, постучал им по металлическому кронштейну полки и произнес:

— Товарищ в черной футболке, ваша мама ждет вас у проводника.

Череп повернул голову. Сначала он даже не понял, что эти слова обращены к нему, но когда сообразил, попытался резко вскочить с места.

Костик навел на него «ствол»:

— Сидеть, красавец. Граждане, не волнуйтесь. Обычное дело, пистолет Макарова с патроном в патроннике. Это к слову. А ты держи, ну-ка покажи, на что способен.

Свободной рукой Казанцев кинул парню наручники. Тот по инерции поймал их.

— Вон там железка под столом. Прикуйся, сделай одолжение.

— Я не понимаю…

— Что ты не понимаешь, мудак? Милиция! Шевелись и не дури. Положу, как кролика на бойне.

До Черепа наконец дошло. Он мелко задрожал, положил наручники на стол и сел.

— Ты что, не понял? Извините, гражданочка я помогу парнишке…

Казанцев шагнул в тесное пространство отсека и, опустив пистолет, протянул руку к лежащим на столике наручникам.

Сосредоточив все внимание на объекте, Костик упустил из виду корзину, которую ветеран растерявшись от внедрения опера в их тесную жизненную среду, поставил на пол. Что Костика и подвело.

Правой ногой он зацепил корзину и поневоле опустил глаза.

Черепу этого хватило. Он пригнул голову и прыгнул вперед, тараня своим корпусом Казанцева и женщину, которая совсем некстати расположилась за спиной у опера. Какое-то шипение, вместо крика, вырвалось из груди Черепа; он вывалился вместе с дамой в коридор, быстро вскочил и кинулся к выходу из вагона.

Костя от удара упал на нижнюю полку, прямо на вторую даму и ее ребенка; та завизжала и забилась в попытках подняться, тем самым полностью перекрыв выход из отсека. Наконец Костя под несмолкающие вопли всех присутствующих выкарабкался из-под мадам, шагнул в сторону коридора, но, поскользнувшись, рухнул уже на пол.

Он даже не понял, на чем поскользнулся, но, когда попытался подняться, невольно его взгляд обратился на руки. Руки были в крови. Он перевел глаза на вагонный пол, затем на рубашку. Охваченный нахлынувшим возбуждением, он не чувствовал боли. До последней секунды. Вдруг на него нахлынула необъяснимая усталость, он даже головы не смог поднять — лишь свернулся в клубок на грязном полу и застонал.

Костик поскользнулся на собственной крови.

Череп, расталкивая скопившихся в узком коридоре пассажиров и спотыкаясь об еще не убранные коробки, рвался к тамбуру. Поезд вздрагивал на стрелках и раскачивался из стороны в сторону. Вагоны напоминали палубу корабля. Опрокинув на пол товарища, получавшего постельное белье, Новиков