– Так вот что, товарищи, - сказал Черноиваненко. - Пока что ход 'ежики' окончательно мы не будем заделывать. Я думаю, он нам еще сослужит последнюю службу. А уж потом мы его прочно заделаем и будем ходить с черного хода. - Он многозначительно поднял брови. - Будем ходить с черного хода. Да.
На исходе ночи, в тот мертвый предутренний час, когда даже самых бдительных часовых обычно одолевает сон, Туляков и Цимбал, нагруженные большими трофейными минами, вылезли по веревке из колодца.
Мороза почти не было. Как это часто случается на юге, среди зимы вдруг наступила короткая оттепель.
Дул мягкий морской ветер, и звезды так равномерно мерцали, как будто бы по ним время от времени проводили темной ладонью.
Над головой небо было серое, и чем ниже оно спускалось, тем становилось темнее, а на горизонте, над мутными, безлюдными снегами, оно было как черный бархат.
Они пробрались через неохраняемый сад школы к самому дому и положили там все три мины. Две мины они пристроили у заднего крыльца, а одну, на всякий случай, - в воротах. Они так медленно ползли через сад, так долго лежали в сыром снегу возле каждой изглоданной зайцами яблони, так терпеливо пережидали малейший подозрительный шум, что на все это у них ушло не менее двух часов. Когда они вернулись к колодцу, по всем дворам села Усатова уже пели третьи петухи. Они благополучно спустились в колодец, зажгли оставленный фонарь и скоро достигли лагеря.
Их уже давно ждали. Все были в сборе, все были вооружены и ждали только сигнала, чтобы приступить к выполнению второй части задуманной операции. Тотчас весь отряд, в полном составе, отправился к ходу 'ежики'. Здесь все они вышли наружу и подняли страшную пальбу в воздух. Патронов в катакомбах осталось совсем немного, но для этого случая Черноиваненко приказал каждому человеку выпустить полную обойму. Они стреляли и бегло, и по команде, и залпом. Серафим Туляков строчил из пулемета, давая одну за другой длинные очереди. Цимбал бросил несколько гранат, которые, разрываясь, судорожными вспышками освещали землю, и небо, и трупы расстрелянных пленных. В довершение всего каждый во все горло кричал 'ура'. Они подняли такой шум, что издали можно было подумать, будто целый батальон идет в атаку.
Очень скоро где-то вдали стали вспыхивать электрические фонарики, послышалось несколько винтовочных выстрелов часовых или патрулей. В серое предутреннее небо полетели разноцветные сигнальные ракеты, и рожок горниста сыграл тревогу. И в тот же миг над Усатовыми хуторами вспыхнула молния, рванулось высокое разноцветное пламя, и грохнул взрыв, от которого задрожала земля, - это, по всей вероятности, поднятый по тревоге комендант выскочил со всем своим штабом на крыльцо, где совсем недавно побывали Туляков и Цимбал. И не успело эхо первого взрыва утихнуть где-то за волнистым краем сумрачной снежной равнины, как ударил второй взрыв, немного послабее первого, но тоже достаточно сильный, - вероятно, это из ворот школы выехала маленькая дежурная танкетка и напоролась на другую мину.
– Вот это и есть наш ответ турецкому султану, - сказал Черноиваненко.
После этого люди быстро спустились под землю, и ход 'ежики', отслужив свою службу, был заминирован и заделан весьма прочно на долгое время.
30. 'ТАРАС БУЛЬБА'
Утро, день и вечер отличались от ночи тем, что ночью не слышно было гудения примуса. Кроме обязательной утренней гимнастики, обтирания холодной водой, чистки оружия, патронов и зарядки аккумуляторов, Черноиваненко ввел ежедневную обязательную починку одежды и обуви. Теперь при совсем слабом свете фонаря красный уголок напоминал не то портняжную, не то сапожную мастерскую.
Однажды Черноиваненко порылся на своей каменной полке, вырубленной в стене, и взял оттуда 'Тараса Бульбу' Гоголя.
– Займемся немножко художественной литературой, - сказал он, - почитаем 'Тараса Бульбу'. Сильная книга. Я ее люблю с детства. Освежим же в памяти страницы нашего славного прошлого и вспомним, как сражались за родину наши предки - запорожцы против иноземного ига… идущего на них с Запада. Но только это мы попросим читать уже кого-нибудь помоложе: пусть читает наш комсомольский актив - Святослав или же наши пионеры Валентина и Петя. Приятно, когда молодой голос рассказывает о героике прежних дней.
Так начались ежедневные чтения подпольного райкома.
– 'Андрий едва двигался в темном и узком земляном коридоре, следуя за татаркой и таща на себе мешки хлеба, - читал Петя, облизывая языком сухие, бледные губы. - Скоро нам будет видно, - сказала проводница, - мы подходим к месту, где поставила я светильник…' Совсем как у нас в катакомбах, - сказал Петя.
– Хорошо. Комментарии после, - заметила нетерпеливо Валентина. - Читай дальше!
– 'И точно, - продолжал читать Петя, - темные земляные стены начали понемногу озаряться. Они достигли небольшой площадки, где, казалось, была часовня; по крайней мере, к стене был приставлен узенький столик в виде алтарного престола, и над ним виден был почти совершенно изгладившийся, полинявший образ католической мадонны. Небольшая серебряная лампадка, перед ним висевшая, чуть-чуть озаряла его…'
– Видишь, ничего общего, - сказала Валентина.
– Что 'ничего общего'?
– Ничего общего с нашими катакомбами. Какая-то сплошная поповщина.
– А светильник? - сказал Петя.
– Светильник - это специально для освещения. А у них это что-то религиозное. Ладно, читай дальше.
И Петя стал читать дальше про таинственную татарку, которая подняла с земли медный светильник и зажгла его от лампады.
– 'Свет усилился, и они, идя вместе, то освещаясь сильно огнем, то набрасываясь темною, как уголь, тенью, напоминали собою картины Жерардо della notte. Свежее, кипящее здоровьем и юностью, прекрасное лицо рыцаря представляло сильную противоположность с изнуренным и бледным лицом его спутницы'.
– Нет! - воскликнула Валентина, тряхнув калачиком заплетенных волос и сердито сверкнув глазами. - Нет, все-таки этот рыцарь Андрей - самый настоящий изменник родины. И правильно, что его в конце концов расстреляли.
– За дело расстреляли, - глухо произнес Синичкин-Железный, постукивая длинными пальцами по каменному столу.
– Ну, Петечка, читай дальше, - заметила Матрена Терентьевна рассеянно. - Не останавливайся после каждого слова.
– 'Проход стал несколько шире, - продолжал Петя, - так что Андрию можно было пораспрямиться. Он с любопытством рассматривал сии земляные стены, напоминавшие ему киевские пещеры. Так же как и в пещерах киевских, тут видны были углубления в стенах и стояли кое-где гробы; местами даже попадались просто человеческие кости, от сырости сделавшиеся мягкими и рассыпавшиеся в муку. Видно, и здесь также были святые люди и укрывались также от мирских бурь, горя и обольщений…'
– Постой! - сказал вдруг Черноиваненко. - Я прослушал: кто это там укрывался в киевских пещерах от мирских бурь, горя и обольщений?
– Святые люди, - сказал Петя.
– Ну, это неверно! - воскликнул Черноиваненко сердито.
– Тут так написано, - скромно сказал Петя.
