Они опустились по нескольким лестницам, где по-прежнему вверх и вниз двигались толпы людей, и наконец очутились в экспедиции.

Как раз в это время здесь несколько рабочих и балтийских моряков вносили со двора и укладывали под лестницу тюки и пачки только что привезенных из типографии листовок с текстом декретов о земле и о мире.

Тут же Родион Иванович заметил Гаврика Черноиваненко и Марину.

Они, видимо, тоже ездили за листовками и теперь помогали выгружать тюки.

Неожиданно увидев перед собой Ленина, Гаврик остановился на месте с двумя тяжелыми пачками на плече.

Он видел Ленина всего один раз в жизни, и то издали, в тот день, когда Ленин появился на Втором съезде Советов, провозгласил Советскую власть и среди бури оваций поставил на голосование съезда те самые декреты, которые теперь держал на плече Гаврик.

– Это, Владимир Ильич, наше новое, революционное поколение, - сказал Жуков, показывая на Гаврика. - Молодой черноморец. Он нам еще в пятом году помогал.

Ленин с любопытством взглянул на Гаврика.

– Сколько же ему тогда было от роду?

– Лет девять, - ответил Жуков.

– Восемь, девятый, товарищ Ленин, - сказал Гаврик, щурясь на Ленина, как будто бы тот светился. - А потом я вам даже один раз письмо от группы одесских товарищей переправлял через одного знакомого человека. Адрес: Париж. Четырнадцать. Мари-Роз. Ульянову. Скажете, нет? - спросил он неожиданно совсем по-детски.

– Верно! - воскликнул Ленин и захохотал.-Был такой случай. Это когда вы никак не могли размежеваться с меньшевиками. - Видя, что пачки сползают с плеча Гаврика, Ленин подхватил их обеими руками и легко бросил на пол. - Вы солдат какой части? - спросил Ленин, искоса поглядывая на складную, аккуратную фигуру Гаврика в короткой и старой, но хорошо пригнанной пехотной шинели с матерчатыми погонами и в кожаной фуражке с облупившейся солдатской кокардой. - Самокатчик?

Ленина ввела в заблуждение кожаная фуражка Гаврика.

– Он у нас товарищ, так сказать, из разных частей, - подмигнул Жуков Ленину. - На все руки мастер, но главным образом по связи. Большую работу проделал в действующей армии. Дважды ранен. В партии с шестнадцатого года.

– Ого! Молодой, да из ранних! - засмеялся Ленин.

– Мой старый друг, - сказала Марина, коротко тряхнув головой в финской шапочке с черным кожаным верхом и кожаной пуговкой, изпод которой красиво выбивались каштановые, немного остриженные волосы. - Мы с ним, дядя Володя, вместе в Одессу едем.

– Мама в курсе? - спросил Ленин. - А то у меня смотри! - И погрозил пальцем.

Он знал ее совсем маленькой девочкой в эмиграции в Париже, в Лонжюмо, в Швейцарии, и теперь ему странно и весело было видеть эту смелую, красивую, независимую девушку с револьвером на поясе, дочь Павловской, по-видимому влюбленную в складного солдатикабольшевика с мальчишескими веснушками и рыжеватыми насупленными бровями, 'мастера на все руки, а особенно по связи', здесь, в Смольном, через несколько дней после той революции, которой была посвящена вся его жизнь.

Узнав, что товарищ Ленин находится в экспедиции, сюда повалил народ со всего Смольного.

– А вот еще товарищ из нашей южной группы, делегат Румынского фронта, - сказал Жуков Ленину, заметив в толпе Акима Перепелицкого, накрест обмотанного пулеметными лентами и с двумя ручными гранатами за поясом.

– На! Аким Перепелицкий! Появился наконец! - воскликнул Гаврик. - Где пропадал? Почему я тебя не видел на открытии съезда? А еще делегат!

– Зимний брал с ребятами. Потом трошки постоял на втором заседании, проголосовал за мир и за землю и опять пошел с патрулями по городу, чтобы в случае чего давить любую контрреволюцию на месте. Товарищ Ленин, - сказал Перепелицкий, проталкиваясь к Владимиру Ильичу, - извините, знать вас, конечно, добре знаю и на съезде видел, но лично не имел случая. Так позвольте мне от имени солдат Румынского фронта и вообще от всех трудящихся Юга пожать вам руку.

– Спасибо. Очень приятно. Передайте привет одесским большевикам, - сказал Ленин, крепко потряхивая руку Акима Перепелицкого.

– Передам непременно!

– И пусть одесские трудящиеся, не откладывая, берут власть в свои руки. Надо ковать железо, пока горячо. Да и еще вот что. Там у вас рабочие уже два месяца не получают заработной платы. Казначейство пусто. К сожалению, в настоящее время у нас у самих ничего нету, хотя мы и являемся русским правительством. Банковские чиновники саботируют и не желают давать деньги по нашим ассигновкам. Но можете быть уверены, что мы этот саботаж сломим вооруженной рукой, а саботажников будем беспощадно расстреливать. - Глаза Ленина сверкнули, сухая, желтоватая кожа на скулах натянулась, и крупный рот слегка ощерился, обнажив крепкие зубы. - Тогда мы пошлем вам миллионов шестьдесят, чтобы вы незамедлительно расплатились с одесским пролетариатом и ликвидировали всякую задолженность, потому что это - форменное безобразие. А пока убедите рабочих, что надо немного потерпеть. Они вас уважут. - Ленин улыбнулся. - Значит, товарищи, - прибавил он, обращаясь уже ко всем, - счастливого пути. И берите на дорогу, кто сколько может захватить. Не стесняйтесь. -Ленин стал срывать с пачек обертку, едко пахнущую керосином, брать листовки, аккуратно их складывать и с веселым, каким-то мальчишеским, как подумалось Жукову, озорством совать во все карманы Перепелицкого, Гаврика и Родиона Ивановича. - Берите, товарищи, берите. И помните, что сегодня в нашей стране, да и во всем мире, нету сильнее динамита, чем эти весьма понятные, простые русские слова: хлеб, земля, мир.

Делегаты стали разбирать листовки, класть их в вещевые мешки, ранцы, подсумки.

Ленин снова посмотрел на Жукова и вдруг как бы впервые увидел на его бескозырке георгиевскую ленту с золотыми, потемневшими буквами.

– А знаете, это очень хорошо, что вы надели свою старую форму. Носите ее, не снимая. Это тоже, знаете, своего рода динамит. 'Потемкин-Таврический'. Вы когда уезжаете?

– Ночью.

– Через Москву? - Да.

– Там сейчас восстание юнкеров, уличные бои, опять Пресня, как в пятом. Вопрос: пропустит ли вас Викжель?

– Не пропустит - сами пробьемся!

– И верно. На бога надейся, а сам не плошай. Лучшая революционная тактика - наступательная.- Ленин взял Жукова под руку. - Одна из самых крупных наших ошибок в пятом году состояла в том, что мы не довели дело до конца. Коли уж начали, то надо было драться и наступать до полной победы. Нерешительность - смерть восстания. Вы это должны хорошо знать на опыте 'Потемкина'. Надо было тогда идти до конца. Учтите это на будущее. Я думаю, вам предстоят уличные баррикадные бои.

– А мы надеемся на бескровную революцию, как здесь у нас, в Петрограде.

– Ну, не думаю, - сказал Ленин. - Еще неизвестно, что ждет нас здесь, в Петрограде. Не исключена крупная драчка. А у вас, на юге, дело не обойдется без большой крови. Это я вам предсказываю. Сейчас ситуация такова, что контрреволюция, потерпевшая поражение в центральных областях России, объединится и попытается взять реванш на периферии. Там к ее услугам всякие буржуазно- националистические организации, вроде Центральной Рады, 'Сфатул-цэ-рия', дашнаков и прочее. Это все маски, под которыми будут выступать капитализм и кулачество. Буржуазный помещичье-капиталистический национализм - вот вам враг номер один. И запомните: лучшая и единственная тактика - наступательная. Зайдите ко мне несколько попозже, я вам дам письма к одесским большевикам и подпишу мандаты.

Когда, взяв у Ленина письма и мандаты, еще раз повидавшись со Свердловым и получив от него