— Разве с тех пор, — продолжал Джайлс, — кто-нибудь из них слышал от вас: «Будь ты проклят, от тебя нет никакого толку!» или «Пошел вон, черт бы тебя побрал!»с последующим броском бутылкой в голову? Разве кого-нибудь секли хлыстом или даже кошкой-девятихвосткой за малейший проступок? Разве вы устраиваете дикие сцены в конюшне, наподобие той, когда вы чуть не забили одного из конюхов до смерти? Разве вы теперь приводите в дом непотребных девок из Уэтстоун-Парка и устраиваете оргии в гостиной, выходящей на улицу, распевая с ними, раздетыми догола, пьяные песни?

Фентон протестующе поднял руку, но все еще не осмеливался поднять взгляд.

— Хватит! — взмолился он, с ужасом думая о том, что же из себя представлял сэр Ник. — Прекрати, приказываю тебе!

— Как вам будет угодно, сэр.

Джайлс пожал плечами, и оба замолчали.

— Все же должен сказать, — вновь заговорил Джайлс, — что слуги теперь имеют все, что только могут пожелать. Телесные наказания в доме запрещены. Многие видели, как вы проникли в секрет отравленного поссета, словно ваши глаза умеют смотреть сквозь стену, как вы выставили из дома эту шлюху Китти с парой гиней, вместо того, чтобы отправить ее на виселицу. Сэр, да они с радостью умрут за вас! А разве у меня нет оснований для благодарности?

— Ради Бога, перестань!

Фентон, вспоминая странный взгляд Джайлса в тот момент, когда он упомянул 10 мая, думал о том, что он знает или о чем догадывается. А Лидия? Нет, она, безусловно, ни о чем не подозревает!

— Хорошо, сэр, — кивнул Джайлс. — Но кое-что в вашем плане следует изменить.

Костлявым указательным пальцем он ткнул в пять имен, написанных Фентоном на краю пергамента.

— Сэр Ник, вы знаете меня, как хорошего фехтовальщика. В былые дни считали, что кинжалом я владею еще лучше. Почему же мое имя не значится шестым в перечне тех, кому предстоит защищать этот дом?

— Джайлс, ты ведь уже… не молод. Я заметил это, когда мы с тобой фехтовали. А это дело может оказаться долгим.

Джайлс выпрямился.

— Сэр, вы не сможете мне помешать! — твердо заявил он. — Этой ночью, с Божьей помощью, я буду рядом с вами.

Что-то защипало в глазах Фентона, и он поспешно прикрыл их ладонью. Хотя в нем почти ничего не осталось от старого профессора, он был так смущен, что смотрел во все стороны, только не на Джайлса.

— Ну ладно! — пробормотал Фентон и добавил имя Джайлса в конце списка. — Теперь ступай вниз и познакомь с нашим планом Большого Тома, Уипа, Джоба и Харри. Пусть держат оружие наготове.

К Джайлсу вернулась вся его деловитость.

— Распорядиться, чтобы закрыли ставни, сэр?

— Нет-нет! Ни в коем случае! Тогда, если они и в самом деле явятся, то поймут, что мы их ждем. Пускай все ложатся спать, кроме тех, кто отмечен в списке. Все огни к десяти часам должны быть погашены. И ни слова миледи!

— Понятно, сэр.

— Что касается мастифов…

— Они же отравлены, сэр, и от них нам не будет никакой пользы!

— Будто я сам этого не понимаю! — усмехнулся Фентон, отбросив перо и вставая. — Помести их в гостиной, вместе с мистером Миллигру, где им будет удобно… Да, Морковная Башка, я сказал «в гостиной»! По-твоему, ее могут использовать только те, которых ты недавно упомянул, именуемые человеческими существами, но значительно уступающие нашим мастифам по уму и достоинству? С меня довольно твоей наглости! Убирайся!

Джайлс поспешно вышел.

Фентон, в котором все-таки иногда пробуждался сэр Ник, особенно если речь заходила о Лидии, швырнул перо на стол и отправился наверх, чтобы умыться перед ужином.

Несомненно, это предположение о ночной атаке — чистое безумие, внушенное духотой и висящей в воздухе грозой, которая никак не разразится. И все же такая возможность не исключена. Что же касается Лидии…

Ужиная с Лидией, Фентон был преувеличенно весел и смеялся слишком много. Лидия, хотя и смеялась вместе с ним, не сводила с его лица голубых глаз.

— Ник, — спросила она наконец, — о чем ты думаешь? Нам грозит опасность?

— Что ты, конечно, нет! — улыбнулся он, стискивая ее руку. — По крайней мере, клянусь, что тебя не коснется никакая опасность.

— Я это знаю, — с искренним удивлением сказала Лидия. — Ведь ты со мной!

Опустив взгляд, Фентон отрезал Лидии кусок отвратительного омлета, приготовленного для нее.

— Умоляю тебя, Лидия, — заговорил он, — не позволяй обманывать себя тем, что обо мне говорят. Я просто везучий человек, который старается всегда быть настороже. Так что не преувеличивай моих достоинств, а думай только…

Но Лидия не стала его слушать.

— Ты хочешь задать мне какой-то вопрос, дорогой, — внезапно сказала она. — Говори, я тебя слушаю.

Инстинкт Лидии был почти сверхъестественным — стрела вновь попала в цель. Фентон хотел узнать у Лидии, что ей о нем известно, и сильно ли обижал ее прежний сэр Ник. Но он засмеялся и поклялся, что у него нет к ней никаких вопросов.

— Ну, тогда… — Лидия бросила взгляд через плечо, словно желая убедиться, что ее не подслушивают. — Обещай, что ты не будешь смеяться надо мной!

— Разве я когда-нибудь так делал?

— Уже несколько дней, — тихо промолвила Лидия, — у меня предчувствие, что я скоро умру.

Нож Фентона со стуком упал на стол.

— Лидия! Никогда так не говори!

— Это просто фантазия! — продолжала Лидия, ее глаза беспокойно бегали. — Я не хочу умереть теперь, когда мы с тобой наконец обрели друг друга. — Она обернулась к нему. — Скажи, что это глупость!

Фентон сказал, стараясь говорить как можно убедительнее, и вскоре увидел, что к ней возвращается уверенность и даже веселость.

— Я просто дура! — воскликнула Лидия, тряхнув головой. — Но теперь все прошло, и я уже забыла об этом.

Однако Фентон не забыл.

Этим вечером они отправились в постель еще до десяти и, как обычно, в комнату Лидии. На улице по-прежнему стояла духота, листья на деревьях не шевелились, словно были нарисованными.

Прежде чем лечь, Фентон приготовил старую одежду и оружие. Так как ни он, ни Лидия особенно не беспокоили себя по поводу ночного облачения, ему ничего не стоило одеться за несколько секунд. Лидия не сводила с него глаз, но молчала.

Вскоре оба заснули, хотя Фентон мучился от жары. Что ему никак не удавалось сделать, так это убедить Лидию открывать окно на ночь. Она клялась, стоя на коленях, что это их убьет. Уже засыпая, Фентон увидел в окне отдаленную вспышку молнии…

Сны его были сумбурными. Они не вполне походили на ночные кошмары, но он постоянно слышал нечто угрожающее, чего не мог ни видеть, ни потрогать.

Одна сцена некоторое время мелькала перед ним. Среди других звуков Фентон слышал пыхтение и гудок паровоза. Он стоял у двери вагона в шлеме, походившем на глубокую тарелку. Когда он двинулся вперед, хорошенькая девушка лет пятнадцати с черными волосами и серыми глазами вручила ему букет цветов и унцию табаку, завернутую в серебряную бумагу.