суетились буфетчики, подавая эль и вино.

— Одну минуту, сэр! — кричали они, пробегая мимо, опустив голову и явно стараясь делать как можно меньше работы. Один из буфетчиков, услышав, что клиент зовет его, стуча кружкой по столу, поспешно спрятался за колонну.

Хотя Фентон сам курил и пил, резкие запахи душили его.

— Здесь нам нечего делать, — сказал он. — Пошли наверх.

Но Джордж удержал его за рукав.

— Смотри! — удивленно пробормотал он. — Вон там — слева от двери!

Там, куда показывал Джордж, за маленьким столом сидел очень толстый старик с животом, как у Вакха63, и распухшими от подагры ногами в башмаках с широкими пряжками. Он был лыс, если не считать нескольких тщательно причесанных седых прядей, начинавшихся на макушке и опускавшихся на плечи по моде, принятой ранее среди кавалеров.

Старик внешне походил на Фальстафа64 и, казалось, вот-вот разразится громовым хохотом, но его слезящиеся глаза были печальными и утомленными. Одежда, некогда хорошего качества, была старой и поношенной, хотя и аккуратно залатанной. На левом бедре, на трех почерневших от возраста ремешках, висела древняя «кавалерская» рапира с рукояткой-чашечкой.

Перед ним на столе…

— Это лира, — шепнул Джордж на ухо Фентону. — Плоский полированный ящик со струнами различной длины на одной стороне. Мег вспоминала о ней сегодня. А старый джентльмен…

«Лирой они называют старинную цитру, — подумал Фентон. — В детстве я видел ее, и сейчас, пожалуй, мог бы сыграть на ней мелодию».

— Почтенный сэр! — заговорил он.

Старый джентльмен вздрогнул и повернулся. Его широкое лицо, казалось, оживилось, пелена спала с глаз, а на губах заиграла улыбка, возможно, способная тронуть самого милорда Шафтсбери.

Пухлые пальцы начали перебирать струны, извлекая из нее мелодию, которая среди шума и гама могла быть слышна на расстоянии не более четырех футов.

За здоровье короля!

Тра-ля-ля, тра-ля-ля!

И позор его врагам!

Трам-пам-пам, трам-пам-пам!

Слова звучали лишь в голове Фентона. Однако его сердце преисполнилось радостью, когда он услышал роялистскую песню времен Реставрации.

— Помнишь мистера Рива, который часто бывал в твоем доме в Эпсоме, когда Мег жила там? — Джордж с горечью добавил: — Мистер Рив один из тех, кто пожертвовал своим состоянием ради покойного короля. При Оливере его поместье было продано, и даже титул кем-то украден.

Тому, кто за него не пьет,

Ни в чем пусть в жизни не везет.

Пусть не найдет веревки впору…

Звяканье лиры прекратилось. Лицо мистера Рива вновь стало бесстрастным.

— Не надо об этом! — заговорил он надтреснутым, но все еще сильным голосом, словно не желая вспоминать о чем-то давнем и неприятном.

Фентон страшился задать вопрос, так как он знал ответ и боялся его. Но не сумел удержаться.

— Неужели, сэр, во время Реставрации вам не вернули титул и состояние и никак не возместили убытки?

— Парень, Реставрация ведь произошла уже пятнадцать лет назад!

— Но, сэр, разве вы не говорили с новым королем, не представили петицию, как делали другие?

— Ну-у! — протянул мистер Рив, махнув рукой. — Я конечно, ходил в Уайтхолл. Но вокруг короля вилась целая стая, причем, безусловно, с более важными просьбами, чем мои. К тому же это была самоуверенная молодежь, разряженная в пух и прах, так что мне было стыдно соваться в их компанию.

Мистер Рив тряхнул головой, отчего пряди седых волос на его плечах дрогнули. Хотя теперь он был чисто выбрит, Фентон легко мог его себе представить с усами и бородкой.

— Говоря откровенно, — признался мистер Рив, — тогда на мне была та же одежда, что и сейчас. Сейчас мне восемьдесят, но и пятнадцать лет назад я был тем же потрепанным старым кавалером без гроша в кармане. Если бы я приблизился к его величеству, эти ребята подняли бы меня на смех. Поэтому я ускользнул потихоньку (чего никогда не делал на поле битвы) со своей петицией в кармане.

— И больше не появлялись при дворе?

Взгляд мистера Рива вновь стал осмысленным и проницательным.

— «Приходи, и я заплачу тебе!»— усмехнулся он. — Ты, я слыхал, один из самых горячих приверженцев придворной партии. Ты знаком с его величеством?

— Я… Он как-то проходил мимо меня в парке, и я поклонился ему. Король вежливо поклонился в ответ.

— Но ты не говорил с ним?

— Вроде бы нет…

— Я слыхал, что несколько месяцев назад ты удивил всех речью в парламенте, в которой здорово досталось милорду Шафтсбери. Скажи, ты на следующий день пошел в Уайтхолл (что было бы вполне естественно), дабы услышать от его величества слова одобрения или получить дружеское похлопывание по плечу?

— Нет! — инстинктивно ответил Фентон. Он не знал, было ли это правдой, но чувствовал, что сэр Ник никогда бы так не поступил, как впрочем и он сам.

— А почему?

— Будь я проклят! Я бы сделал это! — воскликнул Джордж.

Мистер Рив обратил свое одутловатое лицо в сторону Джорджа и вновь обернулся к Фентону.

— Ну, так почему? — настаивал он.

— Не знаю! — честно ответил Фентон.

— Тогда я тебе скажу! — промолвил мистер Рив. — Тебе не позволила гордость. Чтобы король не подумал, будто ты сделал это ради милостей, высоких чинов, продвижения по грязной лестнице, по которой карабкаются все, ты предпочел повернуться спиной к его величеству! Верно?

Фентон, присевший рядом со старым кавалером, покачал головой.

— Не знаю. Не могу сказать!

— Что ж, — мрачно вздохнул мистер Рив. — Есть вещи, которые мужчина не может сделать, даже зная, что имеет на это право. Выходит, у тебя со мной много общего, не так ли?

Рука Фентона, потихоньку подбиравшаяся к карману с деньгами, замерла на месте.

— Погодите! — вмешался Джордж. — Не сочтите меня грубияном, но почему вы здесь? Уверен, что вы не шпи… — Он прервался на полуслове.

— Тьфу! — сплюнул мистер Рив. — Что плохого в честном слове «шпион»? Да, в некотором роде я шпион… не бойся, они меня не услышат… Я подбираю по крохам тут и там сведения для мастера Чиффинча65 и даже для сэра Роберта Саутуэлла. Потому что я ненавижу подонков из «Зеленой ленты», хотя они и превозносят благословенную англиканскую церковь, как все честные люди.

Все это время Фентон, как ни странно, думал о Лидии. Сквозь дымную мглу он видел ее, пуританку по воспитанию, но не по натуре. Видел ее лицо, широко открытые голубые глаза, короткий нос, мягкие светло-каштановые волосы. Девять лет он лелеял ее изображение, а теперь перед ним был оригинал. Фентон думал, как сильно любила Лидия человека, за которого она его принимала. Он вспомнил горячую молитву, произнесенную про себя утром, во время расставания с Лидией:

«Господи! Если бы только высохший старик в теле юноши мог бы быть достоин такой любви!»

Ну, теперь он собирался стать ее достойным!

— Боюсь, что должен прервать нашу беседу, — спокойно сказал Фентон. — Не окажете ли вы мне услугу, мистер Рив, одолжив вашу лиру минут на пятнадцать?