превращает правящую верхушку в хунту. Руководитель становится заложником своих соратников, как и они — его заложниками. Единство группы становится условием продолжения власти и даже личного благополучия ее членов. Первый признак возникновения такой круговой поруки — сохранение в «обойме» даже тех членов когорты, которые откровенно «не тянут», а то и с треском проваливают порученное им дело. Таких примеров много, и они все у нас перед глазами.

Но и при этом структура хунты обычно недолговечна, что предопределено отсутствием программы и связной идеологии. Их заменяют импровизации вроде «борьбы» с каким-то наспех слепленным образом зла, а также смесь демократических, рыночных и популистских лозунгов. И мы видим, как на глазах слабеет власть, как она «растаскивается» неизвестно кем из властной верхушки. То и дело возникают неизвестно по какому принципу собранные «группы» с каким-то исключительным, неизвестно на чем основанным влиянием. От них исходят проекты, чреватые катастрофическими последствиями, но остаются неизвестными ни реальные авторы этих проектов, ни их цели, ни аргументы216. Около власти вьется целый рой темных личностей, которые уполномочены толковать скрытый смысл дел и заявлений Кремля.

Вопиющей стала безнаказанность должностных лиц, допускающих громкие провалы или даже злоупотребления в своей работе. Происходят невероятные по масштабам и сходные по своей структуре террористические акты, каждый раз выявляется халатность или прямое пособничество должностных лиц — и никакой реакции верховной власти. Это возможно только при действии круговой поруки во властной верхушке, парализующей нормальные действия руководства.

Начатая административная реформа, видимо, ослабит защитные возможности власти. Резко ухудшила управляемость ликвидация сложившейся в России за три века министерской системы. В том же направлении повлияет и придание большей жесткости вертикали власти. В условиях неустойчивого равновесия гибкость и адаптивность политической системы не менее важна, чем прочность ее каркаса.

Вертикали власти советской системы придавала устойчивость не ее жесткость, а наличие системы горизонтальных связей, осуществляемых партией. Большая часть конфликтов разрешалась или гасилась именно в этой системе, без сотрясения вертикалей. Как только властные сигналы перестали поступать через партийные каналы, казавшаяся жесткой вертикаль власти стала недееспособной. Сейчас администрация президента пытается полностью лишить гибкости систему административной власти, не имея ни эффективных каналов партийной власти, ни общей идеологии, ни общепризнанной программы. Это ослабит власть в условиях острой нестабильности — назначенные сверху эмиссары Москвы потерпят поражение в борьбе с местными кланами.

Слабая связность страны с усилением власти местных элитных кланов придает всей системе власти «феодальный» характер. Ослабление при этом центральной власти наглядно обнаружилось в ходе «оранжевой» революции на Украине. Российский наблюдатель пишет: “Феодальное устройство страны как фактической федерации областей определило политику Кучмы — лавирование между феодальными кланами. Выстраивая между ними равновесие за счет раздачи ключевых постов в центре, Кучма таким образом избегал попадания в зависимость от какого-то одного феодального клана. Но в этой ситуации ему все больше и больше приходилось считаться с экономическими реалиями, и равновесие нарушалось в пользу “Донов”. В конце концов Кучма понял, что в случае прихода к власти Януковича он и днепропетровский клан теряют все в обозримой перспективе”217.

Все это — очевидные угрозы. Ответом на них должны были бы быть действия по расширению социальной базы власти, создание разнообразных каналов для диалога с обществом, для выявления разногласий и поиска компромиссов, повышение гибкости связей с регионами. Мы же видим противоположный выбор — курс на снижение гибкости и разнообразия системы власти и управления. Вместо диалога и поиска компромиссов — неоправданно быстрое продавливание реформ, вызывающих протест и возмущение общества. Продавливание через послушную Госдуму с демонстративным отказом от всяких объяснений, от ответа на самые простые, неизбежные вопросы. При этом и Госдума, и региональные власти исчезают как инструмент согласования интересов. Президент и его правительство остаются в политическом вакууме. Властная группа уже не может допустить открытости, она «окостенела». Она идет напролом, углубляя противоречия. Вот это и является причиной разлитых в воздухе предчувствий срыва.

4. Фактором слабости власти является ее историческая вина. Нынешний политический режим зачат в акте государственной измены, совершенной Горбачевым, а затем Ельциным. Преемники клики Ельцина у власти частично уже свободны от этого исторического груза, но в недостаточной степени. Они остаются «слугой двух господ»: народа РФ (в той мере, в которой они приняли крест власти, а не функции «менеджера по контракту») — и правящей верхушки Запада, которая поддержала Горбачева и Ельцина в их революции против государства и народа СССР и РСФСР.

Эта раздвоенность регулярно проявляется в том, что власть, ради подтверждения своей лояльности Западу, оскорбляет историческую память и совесть большинства собственного народа. Например, российскому телевидению, которое перешло под полный контроль радикальной западнической части крупного капитала и гуманитарной интеллигенции, дана полная свобода вести передачи, исполненные культурного садизма по отношению к населению. Принятая в РФ «Доктрина информационной безопасности» отброшена и даже не вспоминается.

Даже проведенная с большим размахом под внешне патриотическими лозунгами кампания празднования 60-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне подрывала этот едва ли уже не главный соединяющий граждан символ национального сознания. Проблематика войны и победы была деформирована и представлена как дань благодарности небольшой горстке стариков-ветеранов. Вместо размышлений о природе этой особой войны и тех формах социальной организации и государственности, в которых советский народ смог мобилизоваться для победы, эфир заполнили огромным числом манипулируемых выступлений ветеранов, в которых эти главные вопросы были обойдены и подменены бытовыми воспоминаниями. В большинстве их акцент делался на тяготах войны с общим рефреном «будь ты проклята, война». Какая же война «будь проклята»? Отечественная, священная.

И разве может согласиться историческая память и совесть с тем, что за все время праздничной кампании ни разу не было вслух сказано имя Сталина и такие слова, как «коммунистическая партия» или «советская система организации», «советская школа» и другие подобные понятия, которые наполнены большим содержательным смыслом. То, что в момент тяжелого кризиса всему обществу требуется как материал для самопознания и раздумий, было выхолощено из пространства праздника, которое все было заполнено этим материалом. Более того, идеологическим деятелям типа А.Н.Яковлева и Г.Х. Попова было позволено в сам момент праздника вести гнусную и поразительную по своей лживости и тупости пропаганду, пачкающую образ Победы.

Власть демонстративно нарушает волю большинства граждан, выраженную пусть на убогих и несвободных, но все же выборах — как прежде издевалась над волей, выраженной на референдумах. Академик Н.Петраков пишет, почти с изумлением: «Ситуация складывается парадоксальная. В декабре 2003 года при выборах в Госдуму народ высказался против проводимой правыми экономической политики. По принятым во всем мире правилам люди, которые проводили экономический курс, отвергнутый избирателями, из правительства уходят. А у нас они все остались на своих местах. Все чиновничье ядро экономического блока в правительстве осталось правым. И именно они создают погоду в экономической политике»218.

Потому-то трудно надеяться на то, что сама власть организует реальное сопротивление «оранжевой» революции. Смена властной верхушки в нынешней РФ для США означает смену слуги. «Оранжевая революция» в этом акте является, в известном смысле, даже данью уважения к государству и народу РФ — у них не спрашивают согласия, но устраивают ритуальный спектакль по смене власти. Ведь проиграть войну почетнее, чем не быть даже уведомленным о смене слуги, которого ты частично считал своим. То, что сопротивляться может и сам слуга, в этом деле несущественно.

Более того, как правило, само это сопротивление в подобных случаях обычно тоже принимает характер ритуального спектакля. Прежде чем уйти, слуга должен поломаться, этого требуют приличия. Сальвадор Альенде, принявший правила игры западной демократии, не мог обратиться прямо к народу, но