(Саакашвили). “Цивилизованность” должна быть на нём закреплена столь сильно, чтоб он не мог от неё отказаться”150.

Подбор такой кандидатуры ведется и в РФ. Называются разные имена (Касьянов, Рогозин, Илларионов, Ходорковский и др.), но не исключено, что это делается для маскировки. Однако каким-то боком изучаемые персоны в спектакль втянуты будут, у Сороса деньги зря не тратят, всякая овчинка, подвергнутая малейшей выделке, идет в дело. Б. Березовский, в общем, положительно оценивает потенциал Касьянова, хотя и считает, что экс-премьер слишком нерешительный политик и у него нет собственной стратегии прихода к власти. Он отзывается о нем так: «Я считаю, что Касьянов — идеальная фигура для консолидации самых разных сил, оппозиционных путинскому режиму. И правых, и левых, и русских, и нерусских, а самое главное — как человек, бывший во власти, он хорошо знаком с ситуацией в регионах и со многими губернаторами лично»151.

Так или иначе, работа по подбору кандидатуры идет и, скорее всего, будет выполнена квалифицированно. А дальше постараются работники по созданию имиджей и телевидение.

Второй элемент технологии — создание территориального анклава, где местные власти и влиятельные слои населения обеспечивают «оранжевому» кандидату (или вообще революционерам, если перехват власти происходит не в момент выборов главы государства, как это и было в Грузии и Киргизии) 152. Р.Шайхутдинов формулирует эту задачу так: “Внутри страны формируется территория, где оппозиционный кандидат получает безусловную поддержку; она становится плацдармом для объявления и расширения власти оппозицией. В Украине такими территориями стали Западные области и Киев, в Грузии — прежде всего Тбилиси. Здесь власть избранного президента заранее не признаётся”.

Третья задача — внедрение в массовое сознание и закрепление там нескольких простых стереотипов, отвечающих формуле незыблемой истины: “враги против наших”. Это общее правило всех революций. Вот известные примеры таких стереотипов, «патриоты против аристократов» (Франция, 1793); «правоверные против американских дьяволов” (Иран, 1979); „демократия против тоталитаризма“ (СССР, 1991); “народ против преступной власти” (Украина, 2004).

В этой работе технологи опираются на хорошо изученную закономерность манипуляции сознанием: многократное повторение какой-то формулы загоняет ее в подсознание. Оттуда она воздействует на поведение человека независимо от того, в какую сторону его толкает сознание. Твое сознание формулу отвергает, а подсознание блокирует разум.

Пока что в РФ разрабатывается формула «народ против преступной власти» в ее относительно мягких вариантах (например, «народ против коррумпированной бюрократии»). Внедрение мысли о том, что именно «коррумпированная бюрократия» («чиновничество) является сейчас главным коллективным врагом народа и причиной всех бед России, ведется с такой интенсивностью, что даже сам В.В.Путин вынужден включать в свои выступления эту ложную формулу.

Для ее обоснования привлечена тяжелая артиллерия. Недавно на работу вызвали даже престарелого архитектора перестройки А.Н.Яковлева. Он дал интервью, в котором ключевая мысль была такой: “Меня беспокоит больше всего наше чиновничество. Оно жадное, ленивое и лживое, не хочет ничего знать, кроме служения собственным интересам. Ненавидящее людей. Оно, как ненасытный крокодил, проглатывает любые законы, любые инициативы людей, оно ненавидит свободу человека… Поэтому я уверен: если у нас и произойдет поворот к тоталитаризму, произволу, то локомотивом будет чиновничество. Распустившееся донельзя, жадное, наглое, некомпетентное, безграмотное сборище хамов, ненавидящих людей”.

Казалось бы, это параноидальное заявление имеет слишком общий характер. Где же тут конкретный враг народа? Ведь нельзя же совсем без чиновников. Поэтому чуть ниже, вскользь, даются более определенные ориентиры цели: “Единая Россия” — это некая секта, искусственно созданная чиновничья организация. Я не знаю, сколько у них там рядовых членов, но знаю, что на 90% она состоит из чиновников”153. “Единая Россия”, разумеется, сама по себе никого не интересует, она не может быть никому ни врагом, ни другом. Суть в том, что это партия президента В.В.Путина. Это партия той власти, которую предполагается сбрасывать.

После того как образ коллективного врага народа создан, в течение некоторого времени производится “первичный нагрев ситуации”. Подбирается “доказательная база”, которая благодаря СМИ возбуждает эмоции (массы расстрелянных в Тимишоаре, организованный русскими «голодомор» на Украине, убитый и обезглавленный по приказу Кучмы журналист Гонгадзе, зверски убитые советской военщиной трое юношей в туннеле напротив Посольства США в Москве).

На этом этапе решается важная задача — установление интерпретационной диктатуры. Должен быть слышен только голос «народного гнева», голос обвинителя. Любой диалог или попытка воззвать к рассудительности пресекается «ненасильственными действиями снизу», например, бойкотом. В такой ситуации сама попытка власти объясниться оборачивается против нее самой. Прекрасным примером служит попытка генерала Родионова в 1989 г. объяснить Съезду народных депутатов СССР причины и обстоятельства гибели людей на митинге в Тбилиси. Ему не дали говорить, причем самую активную роль в этом играл А.Собчак, который, будучи председателем комиссии по расследованию этих событий знал о непричастности военных к этой трагедии, но скрыл это от депутатов.

Для укрепления «власти слов» людей приучают к новоязу, на котором могут быть сформулированы только те мысли, которые соответствуют заданной формуле “истины”. И вот уже слова “провластный кандидат Янукович” и “народный кандидат Ющенко”, при всей их нелепости, включаются в язык нейтральных комментаторов — и даже сторонников Януковича. Схватка за интерпретационную власть — важный этап «оранжевой» революции, и она регулярно проигрывается постсоветской властью, как проигрывалась советской.

Если интерпретационная диктатура установлена, то «оранжевые» получают возможность вообще выйти из диалога с оппонентом. Его уже можно опорочить настолько, что дальше он автоматически рассматривается как враг народа, как препятствие, подлежащее устранению. “Каждый голос за Ющенко — это еще одно “нет” бандитам” (телереклама Ющенко). “Янукович — выбор обманутых рабов” (лозунг на митинге возле украинского посольства в Москве).

В отношении врага снимаются культурные нормы. Очень скоро он почти перестает быть человеком. Враг становится объектом биологически чуждого вида — американским дьяволом, аристократом, донецким бандитом — и его можно только “Геть!” (так в 1992 г. в «Московском комсомольце» писали, что участники митинга антиельцинской оппозиции — и не люди, и не звери, а что-то вроде инопланетян). Тем самым снимаются всякие — и моральные, и инстинктивные — ограничения на методы борьбы. Шельмование противника становится безответным, третейского судьи в виде общественного мнения уже нет, объяснений никто не слушает154. В случае, если враг — это действующая власть, невозможной становится и любая форма самоотождествления с властью, что является психологической основой внутренней легитимности любого политического режима.

Следующий этап — создание и энергичное внедрение внешнего признака “наших” (розы и флаг с крестами — в Грузии, “оранжевое” — на Украине, броские художественные символы). Если процесс идет по нарастающей, то ускоряется самоотождествление обывателей с “нашими”. “Нашими” становится быть модно и престижно. Красные гвоздики и оранжевые ленточки вешают на себя люди всех слоев общества — и бомжи, и миллионеры (в феврале 1917 г. красный бант нацепил себе на грудь великий князь, брат отрекшегося императора). Более того, обывателю навязывается страх оказаться “не нашим” (для этого выработан большой перечень средств психологического террора — см. руководство Дж. Шарпа). Количество “наших” растет, как снежный ком. Кучка людей, недавно бывшая маргинальной оппозиционной сектой, стремительно обрастает массой последователей и сторонников.

Для сплочения «наших» в сознание внедряется образ “неминуемой победы”. Он может быть вообще не мотивирован (сайт Ющенко был украшен бегущей строкой: “до победы Ющенко осталось… 40… 30… 5 дней”). Нагнетается ожидание освобождения, неминуемого и радостного перерождения всего общества “сразу же после победы”. Все это вместе переводит толпу в режим управляемого коллективного возбуждения. Заявления лидеров становятся гипертрофированными, почти безумными, но это лишь прибавляет энтузиазма их сторонникам. Юлия Тимошенко провозглашала: “Оранжевая революция станет эпидемией свободы по всему миру!” — и это радовало толпу, большую долю которой составляли люди с