поисках потерянных дочерей, сестер, жен или новобрачных.

Среди бочонков с краской и свернутых тросов на затемненных причалах стали вырастать штабеля трупов, сложенных как дрова…»

Таким оказалось прибытие «Лузитании». Спасенных было в полтора раза меньше, чем погибших. После гибели «Титаника» это была самая крупная катастрофа на море, которая за восемнадцать минут унесла жизни 1198 человек.

Однако странные происходят иногда случаи. В 1927 году во время сильного шторма в Атлантике затонул лайнер «Келтик». Среди спасенных оказалась пожилая англичанка миссис Муррей. Журналисты, писавшие об этой катастрофе, с удивлением узнали, что в 1915 году миссис Муррей была в числе пассажиров, спасенных с парохода «Лузитания». Еще больше изумились газетчики, когда узнали, что миссис Муррей была и в списке пассажиров, благополучно переживших гибель «Титаника». Хрупкая леди трижды попадала в самые крупные катастрофы XX века и вышла из них, как говорится, «сухой из воды». И каждый раз в Атлантике!

Рано утром 5 декабря 1917 года небольшое французское транспортное судно «Монблан», водоизмещением 3121 тонну, прибывшее из Нью-Йорка, стояло на рейде канадского порта Галифакс. На следующий день рано утром ему предстояло войти в бухту и ждать дальнейших указаний руководства порта. Ничего примечательного в транспортнике не было, ничем выдающимся он не отличался от сотен похожих судов, бороздивших в те военные годы воды Атлантики, кроме одного – своего секретного груза. На его палубе и в трюмах находилась мощнейшая взрывчатка: 2300 тонн пикриновой кислоты, 35 тонн бензола для броневиков и танков, 200 тонн тринитротолуола, 10 тонн порохового хлопка. Таким образом, «Монблан» представлял собой исполинскую гранату весом более трех тысяч тонн, но об этом знали только портовые власти и команда судна. Моряков заранее предупредили, что на судне запрещается курить и разводить какой бы то ни было огонь. У них даже были отобраны спички, зажигалки и прочие курительные принадлежности. Эта опасная горюче-взрывчатая смесь, предназначавшаяся для военных целей, должна была отправиться во французский порт Бордо. Груз там ждали, чтобы использовать его в сражениях против Германии.

В одиночку пересекать в то время Атлантику было слишком рискованно. В ее водах плавали немецкие военные суда, охотились за транспортами подводные лодки. И поэтому в Галифаксе формировались конвои. «Монблан» и должен был присоединиться к такому конвою судов, чтобы вместе с ними и с охраной из канонерских лодок пересечь Атлантику.

Утро 6 декабря 1917 года, когда «Монблан» получил наконец разрешение войти в порт, обещало жителям Галифакса чудесную солнечную погоду. В этот ранний, тихий час трудно было представить себе, что где-то в Европе гремела война, а совсем рядом, в Северной Атлантике, рыскают кайзеровские субмарины.

Среди многочисленных судов, стоявших на галифаксском рейде, стоял и норвежский грузовой пароход «Имо». Около десяти часов утра он снялся с якоря и через пролив Нарроуз направился в открытый океан. В это же время, через этот же пролив с противоположной стороны – в Галифакс – отправлялся и «Монблан». Получив разрешение на вход в порт, капитан судна Ле Медек попросил местного лоцмана Фрэнсиса Маккея приступить к своим обязанностям. Войти в сузившийся фарватер было делом непростым: с одной его стороны располагались минные поля, а с другой тянулись сети, преграждавшие путь субмаринам противника. К тому же навстречу шли также тяжело груженные суда. Требовалось соблюдать предельную осторожность. Лоцман знал, какой груз находился на палубе и в трюмах «Монблана», он был достаточно опытен и уверенно вел судно по узкому фарватеру, придерживаясь разрешенной скорости в четыре узла.

В проливе было достаточно места, чтобы оба парохода могли благополучно разойтись, видимость была идеальной, других судов в фарватере не было. Международные правила для предупреждения столкновений судов (принятые еще в 1889 году) требуют, чтобы «в узких проходах всякое паровое судно держалось той стороны фарватера или главного прохода, которая находится с правой стороны судна». Три четверти мили – расстояние немалое. Всегда есть время подумать, сориентироваться, произвести необходимый маневр. Но получилось так, что оба капитана не проявили должной осторожности и не сбавили ход своих пароходов.

«Имо» и «Монблан» встретились перед поворотом пролива. Роковые последствия совершенной ошибки не заставили себя ждать. Нос «Имо», как топор сказочного великана, вонзился в правый бок «Монблана», и форштевень на три метра вглубь разворотил его борт. Из разбитых бочек бензол потек по палубе, а оттуда на твиндек, где была уложена пикриновая кислота. Машина «Имо» в это время уже почти целую минуту работала на задний ход, что погасило инерцию судна. Его нос со страшным скрежетом выскользнул из пробоины, и сноп искр, возникших при трении, поджег разлитый бензол. А потом пламя перекинулось на соседние бочки.

В таких условиях борьба против бушевавшего пламени, борьба за спасение судна не имела никакого смысла и могла привести только к большему количеству жертв. Не мог капитан и затопить судно, так как все его кингстоны, не находившие применения много лет, проржавели. Чтобы их открыть, требовалось время, а его-то как раз и не было. И тогда Ле Медек приказал направить судно к выходу из пролива и спускать на воду шлюпки. Он надеялся, что, развив полный ход, «Монблан» зачерпнет много и пойдет на дно. Главное – увести его подальше от города. Отсчет времени велся на секунды…

Судно, на котором вовсю бушевал пожар, заметили на военных кораблях и на пришвартованных пароходах. Увидели его и жители близлежащих домов. Привлеченные столь необычным зрелищем, одновременно страшным и захватывающим, они стали собираться на набережной. Вскоре находившиеся на берегу люди с удивлением увидели, что команда «Монблана» начала поспешно спускать на воду спасательные шлюпки. Несколько человек, даже не дожидаясь шлюпок, бросились с парохода в воду и поплыли к берегу.

Оставленный пароход не зачерпнул морской воды и не пошел на дно, как рассчитывали капитан и лоцман. Хотя ход у него спал, но внутренним течением его стало тянуть к пирсам Ричмонда, где под погрузкой стояли конвойные суда.

С крейсера «Хайфлайер», на котором ничего не знали о грузе «Монблана», направили к нему шлюпку с матросами. Командир крейсера правильно рассудил: надо было накинуть на горевший транспортник трос и вывести его из порта в открытое море. Между тем пылавший, как факел, «Монблан» уже причаливал к деревянному пирсу. Густой дым от него широкой полосой потянулся к безоблачному небу, наступившая зловещая тишина нарушалась только глухим гулом и шипением огня.

Трос с крейсера все же успели накинуть, и крейсер начал отводить пылающий «Монблан» к выходу в океан. Прибыли к месту происшествия и пожарные суда, но все их попытки погасить пламя были безуспешными. Не хватило всего нескольких минут, чтобы избежать катастрофы. Неожиданно над «Монбланом» взметнулся вверх 100-метровый огненный язык, и через мгновение чудовищный взрыв потряс воздух. В один миг транспортник разлетелся на мелкие раскаленные части.

На несколько минут весь порт и стоявшие на причале суда утонули в кромешной тьме. Несколько минут Галифакс был окутан черным дымом, сквозь который на город падали раскаленные куски металла, обломки кирпича, куски скал с морского дна. Когда немного прояснилось, все увидели, что на месте пылающего «Монблана» образовалась кипящая воронка.

Взрыв это помнят в Канаде до сих пор. Некоторые современные специалисты считают, что до появления атомной бомбы это был самый большой взрыв. Он был настолько силен, что на несколько секунд обнажилось дно залива Норт-Арм. Остатки транспортника потом находили за несколько километров от места взрыва. Часть якоря «Монблана», весившая полтонны, взрывом была переброшена через залив и упала в двух милях от места взрыва. Четырехдюймовую пушку через несколько месяцев нашли в одной миле за Дартмутом.

Все склады, портовые сооружения, фабрики и дома, расположенные на берегу, были сметены с