и что на ней основывался приказ командующего подводными силами Тихоокеанского флота.

Когда подводная лодка «Дейс» направилась в расчетную точку, мой старший помощник и штурман сообщили мне, что скорость течения Куросио составляет не полтора узла, как обычно, а в два раза меньше. После проверки их данных я должен был признать их истинность. У меня теперь появилось две проблемы, которые необходимо было решить. Первая касалась только одного меня и оглашению не подлежала. Она заключалась в том, что если мы начнем действовать соответственно точнейшей информации УЛТРА, то этим заставим японцев призадуматься, почему американские подводные лодки появляются в столь точное время и в точном месте для перехвата их кораблей. Высшее командование США, видимо, поднимало этот вопрос, но тем не менее решило пойти на риск, послав мне информацию разведки ВМС, так как это давало возможность подводной лодке «Дейс» потопить авианосец.

Точно явиться на перехват авианосца и, однако же, потерпеть неудачу при выходе в атаку - это означало бы свести на нет усилия УЛТРА и приоткрыть ее тайну. Я не мог этого допустить. И отсюда вытекала вторая проблема, которую я уже вправе был обсудить со своими офицерами. Она заключалась в следующем: знал ли штурман японского авианосца, что скорость течения Куросио составляет в настоящее время половину его обычной скорости в полтора узла? Я полагал, что штурман японского авианосца около 18.00, в сумерки, вне береговых ориентиров, определил место корабля по звездам, как это сделали и мы. Стало правилом для любого штурмана - определять места по звездам в вечерние и утренние сумерки, если небо безоблачно. И еще я должен был решить, будет ли штурман японского корабля учитывать новую, вдвое меньшую скорость течения, чтобы прибыть в расчетное место к 6.00.

Если штурман вражеского корабля знает, что скорость течения упала, то тогда авианосная группа придет в назначенное место точно по прогнозу разведки ВМС США. Но если противник не учтет уменьшение скорости течения Куросио, то авианосец в 6.00 будет в 9 милях от расчетного места.

В течение последующих нескольких часов трое из нас - мой старпом, штурман а я - сосредоточенно обдумывали сложившееся положение, изучая карты и рассматривая проблему со всех сторон. Ни один вопрос не остался необсужденным, за исключением секретных сведений, связанных с УЛТРА.

После детального обсуждения проблемы старший помощник и штурман высказали свою точку зрения. Японский штурман не знает об изменяемости скорости течения Куросио, как это знаем мы. Авианосец находится уже длительное время в открытом море. Японцы с волнением возвращаются в Токио. В отличие от нас они не шли вдоль побережья, где постоянно требуется уточнять скорость течения. Следовательно, «Дейс» к 6.00 должна быть в другом районе, в 9 милях от указанного в радиограмме места.

Я выслушал все их доводы, обдумал со всех сторон, но не смог безоговорочно согласиться с ними.

«Думаю, что вы правы, но если наши предположения не оправдаются, то только мне придется отвечать перед адмиралом, - заявил я осторожно. - И вы знаете, что бывает с теми, кто приносит плохие вести…»

Во время этой короткой речи я прислушивался к своему внутреннему голосу. Я не нравился самому себе. Куда девалась моя командирская смелость, решительность и жажда боя? В Голливуде меня никогда не утвердили бы на роль командира подлодки, если бы я рассуждал этаким образом.

Тем не менее далее я размышлял именно так: «Ну как я доложу адмиралу, что мы обнаружили цель в девяти милях от расчетной точки, рассчитанной в соответствии с той информацией, которой я располагал, и не прибыли в нее только из-за того, что, по нашему мнению, штурман японского авианосца сделает ошибку? Думаю, что это зыбкое основание для того, чтобы не идти в указанный нам район… Я должен действовать в соответствии с указанием адмирала. В 6.00 мы прибудем в пункт, обозначенный в его распоряжении…»

Так я спасал свою голову - действовал в соответствии с инструкцией. В результате я потерял невероятную возможность потопить японский авианосец.

Мы увидели его в 5.55 вдали, сквозь утреннюю дымку. О, это было великолепное зрелище! Взору явился один из красавцев, современных тяжелых авианосцев - «Сёкаку» или «Дзуйкаку». В нашем «Опознавательном справочнике японских кораблей» тоннаж каждого определялся в 30 000 тонн. Оба они участвовали в нападении на Перл-Харбор, любой заслуживал стать великолепным трофеем. К несчастью, авианосец прошел в девяти милях от нас, как раз в том самом месте, которое рассчитали мой старпом и штурман с учетом незнания японским штурманом о снижении скорости течения Куросио.

Авианосец был как раз в том месте, где, как мне подсказывали интуиция, учеба в Аннаполисе и десятилетний опыт, он должен быть.

У нас не было ни малейшего шанса атаковать его. Мы находились у него на траверзе. Расстояние 9 миль с таким же успехом могло быть и 90 и 900 миль. Авианосец уходил со скоростью 22 узла. В надводном положении наша лодка имела наибольшую скорость 19 узлов. Быстро рассветало, и нас могли вскоре обнаружить.

С мрачным видом, проклиная себя за то, что не нашел в себе мужества последовать советам собственного разума, которые разделяли старпом и штурман, я отдал приказ о погружении. Экипаж и не пытался скрыть своего разочарования, и в мой адрес произносились далеко не лестные слова. Очевидно, экипаж собирался преследовать авианосец до тех пор, пока бы нас не накрыл огонь противника. Они, верно, охотно бы запустили меня вместо торпеды.

Но я не имел права объяснить им тот факт, что подводная лодка «Дейс» совершила бы серьезную ошибку, если бы мы теперь позволили японской авианосной группе обнаружить нас именно там, где она должна была находиться и где она действительно находилась бы, будь скорость течения обычной. Если бы японцы однажды раскрыли свою штурманскую ошибку и стало бы объяснимым неслучайное пребывание нашей подводной лодки в девяти милях от их корабля - из всего этого можно было бы сделать вывод о том, что американцы раскрыли их код. Между тем эту тайну американской разведки они не знали на протяжении всей войны. Даже моему старпому не положено было знать, что наша разведка раскрыла код японцев.

Долгое время я считал правильным такой порядок вещей: чем старше офицер штаба по званию и опытнее, тем компетентность его выше, а решения верней. После завершения боевого похода офицер штаба изучал донесение и при своей компетентности мог в одно мгновение отгадать истинные причины поступков командира.

Если командир корабля отходил от инструкций, но добивался успеха, то на это смотрели сквозь пальцы. Если же командир отходил от инструкций и попадал в пиковое положение, то на него сыпались все шишки. Мой случай был посложней…

Теперь, уже будучи командиром подводной лодки «Арчер-Фиш», я понял, что такое косное мышление не на пользу службе в американских подводных силах. Награды и слава приходят к таким командирам подводных лодок, которые проявляют отчаянную храбрость и инициативу. К таким, как Джеб Стюарт, Натан Бедфорд Форрест, Тернер Эшби, Вейд Хэмптон и сражающийся Джо - Уилер. Подлинный героизм проявили и Фред Вардер, Сэм Дили, Джон Кромвелл, Мортон, Дик О'Кейн и многие другие. У командиров такого рода всегда была полная уверенность в том, что они, как заметил адмирал Локвуд, на высоте положения. Информацию они использовали для того, чтобы принять самые верные решения на месте, отвергая при этом часто инструкции штабных офицеров, находившихся за тысячи миль от места событий.

Право принимать окончательное решение принадлежит командиру, и он должен пользоваться им в полной мере.

После моего, по личной просьбе, освобождения от должности командира подводной лодки «Дейс» прошло много месяцев. В течение долгого времени я исследовал ход своего размышления и в конце концов пришел к аксиоме адмирала Локвуда. Конечно, оглядываясь назад, я понял, что надо мной слишком сильно довлела приверженность к традициям. Мне было легко подчиняться правилам поведения, которые внушали мне мои родители, церковь, Аннаполис и ВМС. Никто из них не имел намерения отучить меня мыслить самостоятельно. Но они, несомненно, хотели воспитать мой ум таким образом, чтобы я умел приспосабливаться к обстоятельствам, если это было необходимо. Но я, видимо, воспринял их приверженность дисциплине слишком буквально.

Со временем, при поддержке многих моих сверстников и старших офицеров, я осознал, что должен мыслить самостоятельно, учитывая новую информацию и данные наблюдения, и соответственно