– Ну что губы!? Что губы!? Да это ж банальная простуда!
– Я двадцать лет с нею изжил и ни разу не было в 35-градусную жару у неё простуды!
– Ну и что? Человек вон тоже жил, жил, жил – и валенки на сторону. А раньше ни разу ж не помирал!
– Как она тут развлекается? – Подумал: «Под кем?» Но вслух корректно уточнил: – И с кем? Вы знаете?
– Какие ещё развлечения? Вы что, забыли, что моя доченька замужем? Не лично ли за вами?
– Лично-то лично. Да губы кто ей так безобразно погрыз? Кого мне вызывать на дуэль?
– Вызывайте на дуэль свою больную мнительность да подозрительность. А моя доченька чиста перед вами, как стёклышко!
– А я хочу знать, кто погрыз это стёклышко и не порезался?
– Не смейте ни в чём подозревать мою дочь! Она не прости-господи какая там! Моя дочь – порядочная женщина!
– В том-то и беда, что порядочная. Во сколько наша порядочная прибывает домой?
– В семь. Как часы! Точна как швейцарские часы!
Мне не хотелось, чтоб первый же день моего приезда подмочила схлёстка с женой. Позвоню. Звонком я как бы предупрежу, чтоб она по старой памяти нечаянно не стриганула после работы в мироновские палестины. Хочешь мира – греби сразу до хаты!
Она, похоже, сильно огорчилась моему звонку.
– Ты почему недоотдыхал весь свой срок?
– Это у тебя надо спрашивать.
– За сколько лет первый раз вырвал путёвку и притерпужил раньше срока!
– Ну что теперь? Ребёнок родился. Назад не впихнёшь… Ты во сколько сегодня придёшь?
– Не знаю.
– Уходишь в незнанку? Подсказываю. Матушка говорит, что ты тут в моё отсутствие в семь засвечивалась дома.
– Ну-у!… Матушка-то точно в семь будет дома.
– А ты, светлуша?
– После работы мне надо заскочить к Миронову…
– К чему этот прыжок влево? Твоя дистанция конкретная: присутствие – дом! И ни на пальчик в сторону!
– Это ты так считаешь.
– Ты уже два месяца в новой конторе! К чему эти левые забеги до полуночи и длинней?
– Хоть я и в новой, но надо навести бухмарафет в старой. Я обещала… Он там зашивается один… Принимала у него бухгалтерию – всё тёмно, запущено. Пока всё осветишь, распутаешь…
– Кто-то запутывал долгими годами, а ты распутывай? И сколько на это тебе надо лет? Ты ж уже в другом месте работаешь!
– Или ты тормознутый? Я ж обещала чисто по-человечески! Не могу я вот так бросить… Надо довязать кой-какие хвосты… Надо погрести кой-какие пустяки.
– Пустяки спокойно оставляй Миронову, и в семь я тебя жду дома.
– Жди. Я не запрещаю. А я поеду
– Родина зовёт?
– Она, родимая… Ну надо ж концы подгрести!
– Кончай с концами. Кончай этот левый сексбол. В семь жду!
– Я не возражаю.
Семь ноль-ноль.
Её нет.
Звоню в мироновскую шарашку.
Отвечает рубач.
Оказывается, на весь притонелли остались лишь трое. Этот охранник, бабальник Миронов и наша орденоноска порядочная.
Прошу позвать её.
– Генсек! – докладываю ей. – Меня потрясает ваше служебное рвение. Пахать в две смены в разных заведениях – это очень, наверно, трудно? Ну зачем вы рвётесь на безоглядный износ? Слопают же ведь!
– Но не тебя же!
– А останки хорони я? Гробчик-веночек-свечулечки заказывай, могилку рой, слёзки лей, в грудку себя колоти… Мне только это и остаётся? А кому-то только радость? К чему такое грубое разделение обязанностей? Я ни с кем и ничем не желаю делиться. Всё гребу себе. Весь банк!
– Я не возражаю. Греби. Но где-то в районе полуночи. Пожалуйста! Хоть большой ложкой!
– Мадам! Кончай меня кошмарить.
Как человек весьма воспитанный, я считаю своим высоким долгом предупредить, чтоб потом вы не говорили обо мне: ах, какой он несносный коварец! Если ровно через час вы не будете блистать своим присутствием дома, я, извините, поеду вас встречать с дружком Топориком. И уж тогда у кого-то на плечах может не досчитаться дурьей курьей сообразиловки. Товарищ местоблюститель, извини, но я предупреждаю, это не чёрный юмор. Это суровая необходимость. Время пошло!
– Не пуржи! – вяло порекомендовала она.
Я смолчал и вежливо положил трубку, разыскал в кладовке свой лёгкий баклушный топорец с кривой рукояткой и стал точить его напильником.
Вжик-вжик. Вжик-вжик…
Влетела ко мне в комнату мёртволицая тёща.
– Я слышала весь ваш разговор. Что вы делаете?
Вжик-вжик. Вжик-вжик…
– Точу топор. Пойду с ним встречать нашу многознамённую порядочную в сопровождении панка Миронова.
Вжик-вжик. Вжик-вжик…
– Но зачем точить? Убить можно и так… обухом… И просто тупым…
Вжик-вжик. Вжик-вжик…
– Просто тупым – грубо. И очень может быть даже больно. Я хочу облегчить этому пламенному людолюбу кончину.
Вжик-вжик. Вжик-вжик…
– А при чём тут
Вжик-вжик. Вжик-вжик…
– Выходит, наша порядочная – порядочная сучка?
Вжик-вжик. Вжик-вжик…
– Я этого не говорила.
Вжик-вжик. Вжик-вжик…
– Я про это и не спрашивал…
Тёща схватила телефонную трубку и позвонила нашей порядочной:
– Рысь ты непутёвая!… Разнесчастушка!… На метле дом-м-м-мой из того сада небритых ежей! Не то задам порежа!… Он наточил топор! И очень остро! И поедет, стуколка, встречать тебя!
Тёщенька, милая моя матя, сделала своё доброе дело и с чувством свято исполненного долга отбыла в обморок.
По праву любящего зятя я уложил её в пуховую постельку, подал воды, с горушкой горсть таблеток, размахнул до предельности окно и вызвал дорогой скорую.
Врач скорой и наша порядочная сексопилочка причалили вместе.
Было без пяти восемь. Вечера.
Уложилась.
После этого случая моя незабудка ни разу ни на минуту нигде не задержалась после работы.
Ровно в семь – дома!
По ней я стал сверять сигналы точного времени.
Слилось три года и – ни одной даже завалящей простудинки!
Ни летом, ни зимой.
Простуды почему-то совсем забоялись связываться с моей благородной неваляшкой.
На то она и порядочная.
Комментарии
Муж, найденный в стогу.
Поцелуй в овраге. (Первоначальное название «Филькина грамота».)
Сандро.
Конкурс невест.
Квартиранты.
Как вернуть утраченную любовь.
Третий билет.
