телистре. Они могут взять какой-нибудь новый для них инструмент, и через несколько часов он будет звучать в их руках так, словно они играли на нем несколько лет подряд. Это особый, присущий им талант – способность быстрого проникновения в суть того, что им предстоит сделать.
Именно такой способностью обладал Гассан в отношении различных видов оружия. Может быть, таким талантом обладают и другие, однако этот араб в течение многих десятилетий оттачивал грани своего мастерства, в равной степени учась обращаться с пистолетом и гранатометом.
Кодекс Поединков даст ему возможность выбрать оружие. А он был самым искусным из убийц, с которыми мне когда-либо доводилось встречаться.
Но я должен был помешать ему, и единственный способ, который оставался в моем распоряжении, – сделать это на его же условиях.
– Аминь! – сказал я. – Я вызываю вас на дуэль.
Он продолжал улыбаться.
– Согласен, перед этими свидетелями. Назовите своего секунданта.
– Фил Гребер. А ваш?
– Дос Сантос.
– Прекрасно. Разрешение на убийство находится в моей сумке; пошлина уплачена. Поэтому нет нужды откладывать это занятие надолго. Когда, где и как вы желаете?
– Мы прошли мимо хорошей поляны в километре отсюда.
– Да. Помню.
– Возвращаемся туда завтра на заре.
– Договорились, – кивнул я.
– Что касается оружия…
Он достал свой ранец и открыл его. Там было полно всяких интересных штуковин, поблескивавших при свете костра. Он вытащил два предмета и захлопнул ранец.
Сердце мое упало.
– Праща Давида, – провозгласил он.
Я осмотрел оружие.
– Расстояние пятьдесят метров, – добавил араб.
– Что ж, вы сделали хороший выбор, – сказал я ему. – Я не держал этого оружия в руках уже более… В общем, давно. Мне бы хотелось позаимствовать у вас одну на ночь, чтобы поупражняться. Но, если вы возражаете, то я сумею сделать ее сам.
– Можете взять любую и тренируйтесь хоть всю ночь.
– Спасибо.
Я выбрал пращу и подвесил ее к поясу. Затем взял один из наших фонарей.
– Если я кому-нибудь понадоблюсь, то ищите меня на той поляне, у дороги. Но не забудьте на ночь поставить часовых. Это опасная местность.
– Может быть, мне пойти с вами? – поинтересовался Фил.
– Нет, спасибо. Я пойду один. Увидимся завтра.
– Тогда – спокойной ночи.
– Спокойной ночи…
Я отыскал поляну, установил фонарь на одном ее краю так, чтобы свет от него падал на несколько молодых деревьев, а сам пошел на противоположный край. Затем я подобрал несколько камней и запустил их в дерево.
Промах!
Я бросил еще дюжину и сделал только четыре попадания.
Я продолжал метать камни. Примерно через час мои успехи стали более значительными. И все же на расстоянии в пятьдесят метров я, по-видимому, не мог бы состязаться с Гассаном.
Наступила ночь, а я все продолжал тренироваться. Через некоторое время я, видимо, достиг пределов своей меткости. Примерно шесть из семи моих бросков попадали в цель.
Однако один фактор, как я понял, был для меня благоприятным. Камни, пущенные мною, били в цель с невероятной силой. Я уже разнес в щепки несколько молодых деревьев и был уверен в том, что Гассану это не удалось бы сделать, даже при его феноменальной меткости.
Если бы мне только удалось попасть в него, все было бы прекрасно. Но какая угодно могучая сила бесполезна, если ее не направить в нужное русло.
Я был уверен в том, что он сможет чаще попадать в меня, чем я в него. Я задумался над тем, сколько времени я смогу продержаться. Это зависело, разумеется, от того, куда он попадет…
Я бросил пращу и рванулся к автомату, когда услышал хруст веток за спиной справа от меня. На поляну вышел Гассан.
– Что вам нужно? – спросил я.
– Я пришел взглянуть на вашу тренировку, – ответил он, рассматривая сломанные деревья.
Я пожал плечами, вернул автомат в чехол и поднял пращу.
– Наступит восход солнца – и вы увидите…
Мы пересекли поляну, и я подобрал фонарь. Гассан внимательно осмотрел молодое дерево, которое теперь напоминало скорее зубочистку, и ничего не сказал. Мы побрели назад к лагерю. Все, кроме Дос Сантоса, забрались уже в свои палатки. Дос был нашим часовым. Он вышагивал вдоль предупредительного периметра, с автоматом в руках. Он помахал нам рукой, и мы прошли в лагерь.
Я сел на бревно около костра, а Гассан нырнул к себе в палатку. Через несколько секунд он вновь появился с трубкой и бруском какого-то похожего на резину вещества, которое стал измельчать. Затем он смешал его с небольшим количеством ячменя и этой смесью набил трубку. Раскурив ее, он сел рядом со мной.
– Я не хочу убивать вас, Карачи, – произнес он.
– Я разделяю это чувство. Мне тоже не хочется быть убитым.
– Но ведь завтра мы должны сражаться.
– Да.
– Вы можете взять назад свой вызов.
– А вы могли бы улететь на аэроглиссере?
– Нет. Я останусь здесь.
– А я не возьму назад свой вызов.
– Печально, – покачал он головой и, немного помолчав, добавил. Печально, что двое таких, как мы, должны сражаться из-за какого-то… синего… Он не стоит ни вашей, ни моей жизни.
– Верно, – кивнул я, – но здесь затронуто нечто большее, чем его жизнь. Будущее нашей планеты каким-то образом связано с тем, что он делает.
– Я ничего об этом не знаю, – бесстрастно произнес Гассан. – Я дерусь ради денег, у меня нет другого способа добывать себе пропитание.
– Да, я знаю.
Пламя костра начало гаснуть. Я подбросил несколько веток сушняка.
– Вы помните то время, когда мы бомбардировали Золотой Берег во Франции? – спросил он, глядя в костер.
– Помню.
– Кроме синих, мы убили тогда многих невинных людей…
– Да.
– И от этого будущее планеты не изменилось ни на йоту, Карачи. Вот мы сидим здесь через много лет после тех событий, а все осталось по-старому.
– Я знаю.
– А помните ли вы те дни, когда мы сидели в окопе на склоне холма, выходящего к Пирейскому заливу? Время от времени вы меняли ленты в моем пулемете, а я поливал свинцом лодки. А когда я
