– Ну а как мне быть до тех пор?
– Говорят, сэр, что играя на своей свирели, можешь ты зачаровать самых свирепых зверей. И я бы тебе предложила, если, конечно, это правда, прямо сейчас достать свирель свою и завести самую что ни на есть успокоительную мелодию, пока я не сочту нужным вернуть на Небеса дневной свет.
– Леди, ты жестока, – сказал Кришна.
– Се ля ви, Бог со Свирелью, – сказала она, уходя.
И он начал играть, и в голове у него клубились темные мысли.
Они приходили. С небосклона, оседлав полярные ветры, через моря и земли, сквозь пылающий снег – и под ним, и над ним – отовсюду приходили они. Способных менять свою форму сметало ветром через застланные белой скатертью поля, небесные странники осыпались с небосвода, словно осенние листья; над пустошами горланили трубы, с грохотом проносились мимо снежные колесницы, лучи света, как копья, разлетались во все стороны, отражаясь от их полированных боков; пылали меховые плащи, густые плюмажи молочно-белого пара тянулись над и за ними, златорукими и солнцеглазыми; лязгая и буксуя, мчась и кренясь, проносились и приходили они – блестящие перевязи, волчьи маски, огненные шарфы, дьяволовы ноги, инеистые поножи, горделивые шлемы… – приходили они; и по всему миру, что оставался у них за спиной, радость царила в Храмах, и полнились они песнопениями, процессиями и молебнами, приношениями жертв и раздачами милостыни, красочными и пышными церемониями. Ведь сеявшая повсюду страх богиня собиралась сочетаться браком со Смертью, и это сулило, как надеялись, смягчение их нравов и послабление в их требованиях к миру. И Небеса тоже оказались заражены праздничным духом, и пока собирались вместе боги и полубоги, герои и знать, первосвященники, преуспевающие раджи и высокопоставленные брамины, набрал дух этот силу и одним махом закрутился вдруг многоцветным смерчем, ударив в голову и Первым, и последним.
И приходили они, и стекались они в Небесный Град, гарцуя на спинах пернатых родичей Гаруды, по спирали спускаясь в покачивающихся небесных гондолах, поднимаясь все выше и выше по горным артериям, сверкая то тут, то там среди заснеженных, обледенелых просторов; приходили, чтобы звенел Шпиль Высотою в Милю от их песен, чтобы слышался в темноте их смех, когда спустилась вдруг и – ненадолго, к счастью, – покрыла Град необъяснимая темень; и в те дни и ночи походил сбор их, как сказал один велеречивый поэт, сразу на шесть совершенно разных вещей (прославлен он был своей расточительностью; когда дело касалось уподоблений): на перелет птиц, светлых птиц, через застывший в штиль молочный океан; последовательность нот в мозгу чуть свихнувшегося композитора; на косяк глубоководных рыб, чьи тела не более чем завитки и струйки света, кружащий вокруг какого-то светящегося растения в холодной и глубокой морской впадине; на спиралевидную галактику, рушащуюся неожиданно на свой центр; на грозу, каждая дождинка которой становится то перышком, то певчей птахой, то драгоценным самоцветом; и, наконец (и, может быть, в наибольшей степени), на Храм, заполненный богато убранными статуями, неожиданно ожившими, запевшими, неожиданно ринувшимися под развевающимися на ветру штандартами в мир, сотрясая дворцы, опрокидывая башни, чтобы воссоединиться в самом центре, чтобы разжечь неимоверное пламя и плясать вокруг него, ни на секунду не лишая ни огонь, ни танец возможности полностью выйти из-под контроля.
Они приходили.
Услышав разнесшийся по Архивам сигнал тревоги, Так выхватил из висевшего на стене футляра Пресветлое Копье. В течение суток сигнализация оповещала разных стражей. Предчувствуя истинную причину тревоги, Так возблагодарил судьбу, что не была она поднята в другой час. Поднявшись в лифте на уровень Града, он помчался к высившемуся на холме Музею.
Но было уже поздно.
Открытая витрина, смотритель без сознания и ни души в Музее – по причине, вероятно, царившего в Граде праздника.
Музейный комплекс располагался столь близко от Архивов, что Так успел заметить двоих, спускавшихся по противоположному склону холма.
Он взмахнул Пресветлым Копьем, но побоялся пустить его в ход.
– Стой! – закричал он. Они обернулись.
– Тебе-таки не удалось перехитрить сигнализацию! – воскликнул в сердцах один из них.
Он поспешно застегивал на талии свой широкий пояс.
– Уходи, уходи отсюда! – сказал он. – Я беру его на себя!
– Этого не может быть! Сигнализация отключена! – закричал его спутник.
– Я…
– Прочь отсюда!
И он обернулся, поджидая Така. Спутник его бросился дальше вниз с холма, и Так заметил, что это была женщина.
– Положи на место, – выдавил из себя запыхавшийся Так. – Что бы ты там ни взял, положи это на место – и я, может быть, смогу скрыть…
– Нет, – сказал Сэм. – Слишком поздно. Теперь я равен здесь любому, и это мой единственный шанс ускользнуть. Я знаю тебя, Так от Архивов, и не хочу причинять тебе вред. Уходи – и побыстрее!
– Вот-вот здесь будет Яма! И…
– Я не боюсь Яму. Нападай или оставь меня – ну же!
– Я не могу на тебя напасть.
– Тогда до свидания, – и с этими словами Сэм, как воздушный шарик, поднялся в воздух.
Но только оторвался он от поверхности земли, как на склоне холма появился Яма, и в руках у него было оружие: хлипкая поблескивающая трубка с крохотным прикладом, но весьма внушительным спусковым устройством.
Он поднял ее и прицелился.
– Последнее предупреждение! – закричал он, но Сэм продолжал свое вознесение.
Тогда Яма выстрелил, и в ответ ему где-то в вышине над головой оглушительно треснул купол свода.
– Он принял свой Облик и обрел Атрибут, – объяснил Так. – Он обуздал энергию твоего оружия.
– Почему ты не остановил его? – спросил Яма.
– Не мог, Господин. Я подпал под его Атрибут.
– Не имеет значения, – сказал Яма. – Третий страж его осилит.
Обуздав гравитацию по своей воле, он возносился.
И в полете ощутил, что его преследует какая-то тень.
Она пряталась в засаде где-то на самой периферии зрения. Как он ни крутил головой, она все время ускользала от его взгляда. Но она все время была там – и она росла.
А впереди, прямо у него над головой возвышались врата, ведущие наружу. Талисман мог бы отомкнуть их запор, мог согреть Сэма среди наружного хлада, мог унести его, куда ему заблагорассудится…
И тут пришел звук бьющих по воздуху крыльев.
– Беги! – загрохотал у него в мозгу голос. – Поднажми, Бич! Быстрее! Еще быстрее!
Это было одно из самых странных ощущений, какие он только когда-либо испытывал.
Он чувствовал, как движется вперед, мчится к цели.
Но ничего не менялось. Врата не приближались. Несмотря на ощущение чудовищной скорости, он не двигался.
– Быстрее, Бич! Пошевеливайся! – кричал дикий, ревущий голос. – Постарайся обставить и ветер, и молнию!
Он попытался превозмочь ощущение движения.
И сразу же на него обрушились ветры, могучие ветры, бесконечно кружащие по Небесам.
