не любит напарников…»
Мари перешла на другую сторону дороги, томно посмотрев налево, а потом направо. До назначенного места оставалось минут десять ходьбы – можно было подумать целых две мысли.
«Подумать две мысли… – повторила Мари. – То есть два раза о чем-то помыслить… Люди мыслят, то есть думают мысли… Интересно, а сами мысли могут думать? Могут ли мысли мыслить? Они могут приходить… уходить… ускользать… теряться… мелькать… мельтешить… озарять… Почему бы им еще и не мыслить? И что в таком случае мысли думают про тех, кто их думает?»
Неизвестно, что подумала о Мари эта мысль, но задерживаться в голове курсантки она не стала.
«Подумай о чем-нибудь более насущном, – посоветовала следующая мысль. – Например, об ужасах».
«Ужасы сидят в мрачных логовах и ждут своего часа», – послушно подумала Мари, хотя в такой солнечный день сама мысль об ужасах казалось ленивой.
«Смешно тебе? – обиделась мысль. – Вот я посмотрю, как ты посмеешься, когда Омордень тебя заглатывать начнет».
«Ну Георга же никто не заглотил… – возразила девушка. – А он уже вон сколько лет с ужасами возится… Значит, знает, как не быть проглоченным… Значит, и меня научит…»
«Этот, что ли, научит? Ну-ну…» – мысль огляделась, сообразила, что в голове она одна, и побрела прятаться.
Мари подняла глаза и увидела вдали своего инструктора. Георг со страдальческим лицом стоял под деревом, время от времени делая странные телодвижения. Присмотревшись, курсантка поняла, что полицейский пытается полностью поместиться в клочке тени, которую нацедила редкая листва.
Георг с жарой не просто боролся – он бился с ней насмерть.
– Пришла, – сказал Георг.
– Вовремя, – сказал Георг.
– Молодец, – сказал Георг.
На протяжении этой медленной, как парафин в глицерине, речи старший инспектор четыре раза приложился к бутылке с минералкой, шесть раз вытер пот со лба и восемь раз произнес «Уф!». На мгновение Мари даже стало жарко, но она быстренько… нет, не так. Она не-то-ро-пли-во представила себя коричневой ящерицей, лежащей на большом гладком камне, и снова расслабилась.
– Ты чего… – Георг допил минералку, – на солнце стоишь? Иди… – вытер лоб, – под дерево…. – отжал платок, – тут тень… Уф-ф-ф!
Мари обдало суховеем.
– Но под деревом еще и вы, – сказала она и моргнула. – И вас больше, чем тени.
Георг наморщил лоб. На лбу образовалась дополнительная тень.
– Я. Тебя. Спасу, – наконец произнес он и от переутомления закрыл глаза. – Я выйду. А ты. Войдешь.
Мари хотела объяснить, что спасать ее не надо, но тут вспомнила, что она ящерица, и подняла лицо к солнцу.
– Как скажете, шеф.
– И не спорь.
– Не буду.
– Вот именно.
– Ага.
– А то вдруг пойдет дождь. Тогда ты не промокнешь, А я… – губы инспектора растянулись в улыбке. С левого уса упала крупная капля пота и зашипела, испаряясь на асфальте. – А я промокну…
Зацокали каблуки. Из подъезда вышла женщина. Над головой она держала бежевый зонтик.
– Зонт, – сказал полицейский пять минут спустя, – гениально! И как я не догадался?
На это курсантка ничего не ответила. Как люди о чем-нибудь догадываются, она примерно представляла, но как они не догадываются, можно было только догадываться. А догадываться, то есть теряться в догадках, Мари не любила.
Позади сдержанно просигналили. Девушка оглянулась. К ним медленно и неслышно, словно крадучись, приближался серый фургон. Эмблема на его двери была тщательно закрашена.
«Вот и спецназ подоспел», – подумала Мари. В городе существовала только одна эмблема, которую тщательно закрашивали, – эмблема Секретного Городского Спецназа. СГС являлся гордостью горожан. О его повышенной секретности знали все от мала до велика, включая средня.
Фургон подкатил к дереву и остановился. Из кабины высунулся знакомый Мари по ночной проверке усач с заклеенными знаками различия. Знаки были не нужны: то, что усатый – командир спецназа, без труда читалось на его бывалом лице.
– Здорово, Георг, – сказал он. – Где объект?
– В кузове… – ответил Георг, – хорошо.
– В кузове? Хорошо. А в каком кузове?
– В твоем кузове. Там хорошо. Там тень…
– Соберись, Георг, – строго сказал спецназовец.
Полицейские посмотрели друг другу в глаза и синхронно пошевелили усами.
– Собрался, – сказал Георг на десять процентов быстрее. – Готов.
