дал мне возможность получить деньги, и у меня оставался еще целый час. Матушка спросила: 'Для чего?' Я и сама хорошенько не знала. Может, просто чтобы двигаться, чтобы сделать еще что-то, свойственное живому существу, чтобы побыть на свободе до того, как в моей машине обнаружат труп и меня схватят, бросят в темную камеру, где я буду сидеть скрючившись, обхватив голову руками, как младенец во чреве матери, как в те времена, когда меня носила в своем теле Рената Кастеллани, по мужу Лонго, родом из Сан-Аполлинаре, провинция Фрозиноне.

Я попросила дать мне расписание рейсов 'Эр-Франс' и, выйдя из агентства, принялась изучать его, стоя на залитом солнце тротуаре, по которому толпой шли на пляж курортники. Указанный в телеграмме рейс 405, обслуживаемый 'каравеллами', был прямой рейс Париж – Марсель, вылет из Орли по пятницам (кроме праздников) в 19:45, прибытие в Марсель (аэропорт Мариньян) в 20:55. Я сразу же подумала: 'Вильнев, который я ищу, должен быть Вильнев-лез-Авиньон, так как другого, южнее, на карте нет'. В то же время в моей памяти зашевелилось что-то неприятное, я никак не могла определить что именно, вытащить это на поверхность, но оно тревожило меня.

Я поискала глазами 'тендерберд', он стоял у противоположного тротуара.

Вдруг мне вспомнилась карточка на конторке в гостинице 'Ренессанс' в Шалоне, и я поняла, что меня тревожит. Ведь именно в 'Ренессансе' мне сказали, что, когда я якобы останавливалась у них в первый раз, я ехала из Авиньона. Я им ответила, что это чепуха. 'Вот видишь, – сказала мне Матушка, – все специально подстроено, чтобы погубить тебя, все предусмотрено заранее. И если теперь в твоем багажнике обнаружат труп, кто же тебе поверит, что ты ни при чем? Умоляю тебя, беги, беги куда глаза глядят и никогда не возвращайся'. Но я опять не послушалась ее.

Я пошла на пристань. Накануне, когда я спрашивала дорогу в гостиницу 'Белла Виста', я заметила в конце набережной почтовое отделение. Сейчас, проходя мимо, я вспомнила, как здесь же, но только несколькими часами позже, какой-то подвыпивший молодой человек чмокнул меня в губы, и невольно обтерла рот забинтованной рукой. Я ответила Матушке: 'Не волнуйся, подожди, я еще не начала защищаться. Я совсем одна, это правда, но ведь я всегда была одинока, и пусть даже весь мир ополчится против меня, он меня не одолеет'. Одним словом, я собиралась с силами.

На почте было темно, особенно после яркого солнца на улице, и мне пришлось сменить очки. Я увидела прикрепленные к конторке несколько телефонных справочников всех департаментов. Я раскрыла справочник абонентов департамента Воклтоз. Некий Морис Коб действительно проживает в Вильневе-лез- Авиньон.

В глубине души я, видимо, на это не рассчитывала: сердце мое гулко застучало. Не могу объяснить, что я почувствовала в этот момент. Это было напечатано, это было нечто отрезвляюще холодное, реальное, гораздо более реальное, чем телефонограмма, переданная из моей квартиры, чем труп, запертый в багажнике машины. Любой человек – и не только в последние два дня, но и за много месяцев до этого – мог раскрыть толстую телефонную книгу и прочитать эту фамилию и этот адрес. Да, и я не в силах ничего объяснить.

В книге значилось: 'Морис Коб, инженер-строитель, вилла Сен-Жан, шоссе Аббей'.

И опять во мне зашевелилось какое-то воспоминание или Бог его знает что, зашевелилось, пытаясь добраться до моего сознания. Вилла Сен-Жан.

Шоссе Аббей. Инженер-строитель. Вильнев-лез-Авиньон. Нет, ничто не вызывало во мне никаких ассоциаций, это смутное воспоминание рассеялось, и у меня вообще уже не было уверенности, что оно появлялось.

Я раскрыла еще один справочник, департамента Ионна. Там я прочла, что в Жуаньи есть несколько бистро, но на автостраде № 6 – только одно: 'Ветеран дороги', ее владелец – Т.Поззон. Это, должно быть, то самое бистро, где я останавливалась и где водитель грузовика похитил у меня фиалки. Я запомнила номер телефона: 5-40 – пять сорок – и вышла на улицу.

Когда я вернулась к машине, солнце было уже высоко и тень прикрывала ее только наполовину, но я даже не успела встревожиться по этому поводу.

Перед машиной стояли два жандарма в форме цвета хаки.

Я увидела их в последнюю минуту, когда уже чуть не наткнулась на них. Я всегда хожу глядя в землю – из страха, что не замечу какого-нибудь слона и споткнусь о него. До восемнадцати лет у меня не было очков с такими хорошими стеклами, как сейчас, и я то и дело летала вверх тормашками, за что меня и прозвали 'камикадзе'. И особенно часто я сталкивалась – о, этот кошмар преследует меня до сих пор! – с какой-нибудь большой детской коляской, оставленной у подъезда дома. Однажды потребовались три человека, чтобы вытащить меня из-под нее.

И вот, подняв глаза и увидев – удар, от которого можно грохнуться в обморок, – около 'тендерберда' двоих жандармов, я чуть было не бросилась наутек. Матушка сказала мне: 'Да ты что! Не останавливайся, не гляди на них, пройди мимо'. Но я все же остановилась.

– Это ваша машина? Я сказала 'да'. Вернее, попыталась это сказать, но не смогла издать ни звука. Оба жандарма были высокого роста, и тот, который выглядел помоложе, как и я, носил темные очки. Он-то и заговорил первым. Попросил меня предъявить документы. Я обошла машину, чтобы достать их из ящичка для перчаток, а в это время жандармы, не говоря ни слова, направилась к багажнику. Матушка сказала мне: 'Ну что же ты стоишь как чурбан, вот теперь нужно удирать, спасайся, беги скорей, делай же что-нибудь'. Я подошла к жандармам и протянула тому, что помоложе, конверт с документами на машину. Он взял их, взглянул на технический паспорт и сказал:

– Водительские права, пожалуйста.

Я вынула их из своей сумочки и дала ему. Он посмотрел их, снова взглянул на технический паспорт и спросил:

– Что значит МРК?

– МРК?

С некоторым раздражением он усталым жестом сунул мне технический паспорт под нос. В графе 'Имя владельца' значилось: 'Общество МРК', это я прочла еще в Орли. Но я не знала, что означают эти буквы.

Сглотнув слюну, я сказала:

– Рекламное агентство.

– А поточнее? Я ответила наобум:

– 'Международное рекламное агентство Каравея'.

– Кто такой Каравей?

– Основатель агентства. Но теперь оно принадлежит мне. Вернее, я управляю им, ясно?

Он пожал плечами и ответил:

– Мне ясно главным образом то, что прямо перед вашей машиной висит знак, запрещающий стоянку. Вы давно в Кассисе?

– Я приехала вчера вечером.

– В следующий раз будьте внимательнее. Эта улица и без того достаточно узкая, и если все будут следовать вашему примеру…

И тут уж он как пошел, как пошел… А я наконец-то смогла вздохнуть с облегчением. Жандарм вернул мне документы, снял фуражку, чтобы вытереть платком пот со лба, и, переглянувшись со своим напарником, сказал мне:

– Вы думаете, если вы красивая девушка и у вас такая огромная машина, то вам все дозволено. Вот так-то…

И тут у меня на глазах чуть не случилось то, чего я боялась больше всего на свете: второй жандарм, постарше, который за все это время так и не произнес ни слова, а только с легкой усмешкой внимательно слушал и машинально водил большим пальцем по замку багажника, вдруг нажал на металлическую кнопку. И кнопка подалась под его рукой! Прошлой ночью я возвращалась из Марселя как сомнамбула и забыла запереть багажник на ключ.

В Марселе я открывала его по просьбе Филиппа. И замок так и остался незапертым.

На моих глазах большой палец жандарма надавил на кнопку, оторвался от нее и снова надавил, уже сильнее. Я услышала, как щелкнул замок, и поспешно прижала крышку багажника правой рукой. Вероятно, слишком поспешно, потому что жандарм в темных очках вдруг в недоумении замолк. Он посмотрел на