и будущности, но выкинем из рядов человечества те разбойничьи отряды под начальством авантюристов, которые под предлогом открытий, отправляются воевать в центр Африки и сжигают целые деревни за то, что они не пускают их на свои земли. Эти люди достигают только одного результата: они готовят верную смерть для всякого европейца, который захочет потом следовать по одной дороге с ними.
— Вы правы, друг мой, — продолжал молодой офицер, — толпа, восхищающаяся издали этими мнимыми учеными экскурсиями, идущими с карабином и пушкой, не знает вообще, при каких условиях делаются эти экспедиции. Нет ни одного жителя в центре Африки, который не знал бы, что все эти стада невольников, увозимых на берега уже несколько столетий, предназначаются белым людям, покупающим их, для того, чтобы заставлять работать, и надо признаться, к нашему стыду, что до самого последнего времени мы давали знать о себе неграм только как торговцы человеческим мясом. На каждого белого негр смотрит как на врага, который похищает его у семьи, у обрабатываемых им полей, и этот-то общий страх делает столь трудным путешествия внутри африканского материка. Я слышал эти подробности от старого пионера, который объехал целый свет и уверял меня, что страх попасть в неволю — главная причина ненависти негра к европейцам. Если вы путешествуете один, — говорил он мне часто, — вас принимают за шпиона, высматривающего, много ли жителей в краю и прибылен ли торг людьми, и тогда стараются освободиться от вас; если вы являетесь с многочисленным отрядом, все мирные, земледельческие племена бегут при вашем приближении, а если в деревне живут воины, все вооружаются и нападают на вас. Все правительства в центре Африки феодальны и имеют три касты, встречающиеся в колыбели всех народов — воинов, жрецов, крестьян.
Люди эти живут как попало, как жили европейцы в первые времена средних веков, но разве то, что они находятся еще на заре цивилизации, дает право под предлогом открытия источника Нила бродить по их стране шайками и убивать при малейшем признаке неприязненности? Рабство уничтожено на бумаге, я с этим согласен, но в действительности оно продолжает существовать; потом, разве эти люди могут легко забыть страшные войны, периодически затеваемые их царьками и феодальными владетелями с единственной целью достать себе невольников, которых они перевозят в гавани, посещаемые торговцами негров? Европа должна пенять на самою себя, на способы развращения, которые она употребляла, на постыдный торг, которым она занималась, чтобы достать работников для своих колоний, если с пятнадцатого столетия центр Африки от обоих тропиков до экватора закоснел в грабеже и в войнах. Поэтому мы не должны удивляться, если негры обращаются с нами так, как прибрежные народы Средиземного моря обращались когда-то с пиратами, которые из Алжира, Триполи и Туниса являлись похищать их жен и детей… Я согласен с вами, Гиллуа, здесь следует путешествовать только одному или втроем и вчетвером, поселиться сначала, как Ливингстон, в прибрежных деревнях и мало-помалу подвигаться внутрь только в том случае, когда слышишь вокруг себя: „Эти белые добры, они не покупают негров'.
— Все, что говорите, исполнено здравого смысла, господа, — ответил Лаеннек, — и можно было бы сказать, что не первый раз путешествуете вы в этих странах; черные племена легко допускают к себе белого, как только не видят в нем торговца невольниками; но вы забыли, какое приключение случилось с нами; здесь не одни мирные племена, а воинственные касты, как вы их называете, будут уважать вас только в том случае, если вы умеете защищаться. Справедливость требует также сказать, что на вас не нападут, если могут ничего не опасаться от вас. Но здесь есть эта таинственная раса фанов, которая в эту минуту захватила сотнями тысяч человек весь запад Южной Африки, и от этих фанов вы не должны ждать решительно ничего хорошего.
— Я это знаю, — сказал Барте, — многие путешественники упоминали об этой интересной народности, и ее происхождение составляет в эту минуту предмет одной из самых любопытных этнографических проблем, которыми занимается ученая Европа, когда мы будем в состоянии лучше понимать Йомби, мы, конечно, получим от него интересные сведения о колыбели и нравах его соотечественников.
Ужин кончился среди этого интересного разговора. Ночь быстро приближалась, Кунье и Йомби, которые должны были попеременно охранять покой своих господ, зажгли костер для отпугивания зверей.
Путешественники удалились в лиственный шалаш, где Буана приготовила им постели из сухих трав, и скоро тишина нарушалась только однообразным журчанием реки и воем шакалов, отыскивавших пищу в высокой траве… Долго, прежде чем заснули, Лаеннек и его товарищи разговаривали о своей страшной встрече. Наткнулись ли они на авангард настоящей орды, или встретили только странствующее племя?.. Барте сказал правду, что вопрос о происхождении фанов составлял самую любопытную этнографическую проблему.
„У фанов страннее всего их постоянный захват западной территории, — говорит дю Шалью, который из всех путешественников, писавших о них, лучше всех наблюдал их. — Каждый год фаны приближаются к берегу. Они основывают деревни за деревнями на берегах Габона и в странах, расположенных между Габоном и Монда. Они теперь уже на расстоянии нескольких миль от Обендо. Словом, эта раса, которая кажется неугомонной и предприимчивой, гораздо сильнее, чем будемо, бишои, даже понгуе; я думаю, что мало-помалу фаны завладеют всем побережьем, по мере того, как те расы будут вырождаться. Предполагали, что эти фаны были, в сущности, джаги или джаго, захватившие когда-то королевство Конго и составлявшие часть его народонаселения. Однако в последние наши путешествия в Верхний Назарет и во внутренность края, к югу от настоящего жительства фанов, я не нашел ни одного племени, которое слышало бы об этом древнем народе. Переселения же фанов совершаются так медленно, что деревни, между которыми они поселялись, непременно должны были бы сохранить о них какое-нибудь воспоминание; и, конечно, если бы это были джаго с юга, они непременно оставили бы где-нибудь свои следы. Притом, все фаны, когда у них спрашивают, откуда они, указывают северо-восток. В какой деревне и какому человеку ни задали бы вы этот вопрос, ответ всегда одинаков. У фанов цвет лица не так черен, как у бакале, шекиани и у других окрестных племен. У них тип негритянский и волосы шерстистые. Они татуируются более всех других народов, которых я видел к северу от экватора, но еще не настолько, как некоторые южные племена. Этот обычай обезображивает мужчин менее, чем женщин, которые тщеславятся тем, что всю грудь и весь живот покрывают линиями и кругами. Щеки их также испещрены всякими рисунками, которые в соединении с громадными медными и железными кольцами, тяжесть которых оттягивает уши, придают им самую отвратительную наружность.
Эти племена — людоеды; они едят даже трупы тех, кто умер от болезни'.
Тот же путешественник рассказывает в этом отношении самые странные вещи:
„Однажды я разговаривал с их королем, — говорит он, — когда фаны принесли мертвое тело, которое купили в соседней деревне и которое надо было разделить. Я заметил, что этот человек умер от какой-то болезни. Признаюсь, я не мог оставаться там, когда приготавливались его рубить. Мне сделалось дурно. Я ушел, как только эта адская сцена началась, и издали мог еще слышать как они ссорились из-за раздела.
Есть тела умерших от болезни — это утонченность людоедства, и я никогда об этом не слыхал. Я пожелал узнать, вообще ли принят этот обычай у фанов или это была только чистая прихоть. Мне ответили, что они покупают все мертвые тела племени осгебы, которые взамен покупают у них их трупы… А в своем племени они едят мертвецов лишь из других семейств. Кроме того, фаны доставали тела невольников у бишо и будемо за слоновую кость, по одному маленькому кусочку за каждый труп.
До тех пор я никак не хотел верить двум случаям, однако доказанным, но которые покажутся невозможными всякому, кто еще недостаточно знаком с этим народом. Мне рассказывали об этом в Габоне. Шайка фанов, прибывшая к берегу, украла однажды труп, только что похороненный на кладбище, изжарила его и съела. В другой раз люди того же племени похитили другой труп, перенесенный в лес, разрезали его, выкоптили и принесли его к себе.
Я видел у фанов ножи, покрытые человеческой кровью, которым они придают большую цену. Это, впрочем, негры самые красивые, каких я видел, и их страшный обычай идет им в пользу. Однако впоследствии я встретил другие племена фанов, члены которых не имели такой красивой наружности, как эти горцы. Там, как и везде, природа оказывает, без сомнения, свое влияние. Живя в горах, они имеют смелую и гордую наружность всех горцев.
Следует заметить, что когда людоеды встречаются с племенами не каннибалами, они не
