Он имел только один хорошо известный недостаток, очень, впрочем, извинительный, — терпеть не мог членов колониального комиссариата, который называл писаками, хищниками, мастерами путать цифры и т. п. Его споры с этим корпусом, который он справедливо обвинял в разорении всех колоний, были известны во флоте и в различных поселениях, где он был начальником, и редко бывало, чтобы комиссар- распорядитель, находившийся под его начальством, не был отправлен к министру через три месяца по приезде.

Колониальный комиссариат, который не надо смешивать с комиссариатом французского флота, имеет, как все административные корпусы, склонность совать нос во все ведомства, впутываться во всякую службу; главная цель его — уничтожать в колониях власть губернатора, который, засыпанный декретами, постановлениями, указами, становится всегда рабом своей администрации, как министры, горячо желающие реформ, становятся, через две недели по вступлении во власть, рабами своей канцелярии.

Сервен был единственный губернатор, не уставший от борьбы с бездействием, недоброжелательством или невежеством колониальных бюрократов, и он имел особенный способ кончать эту борьбу: немедленно отсылал обратно во Францию всякого администратора, который прятался за вечную стену уставов, чтобы не исполнить данного ему приказания.

Все эти господа были вынуждены приходить в назначенное время и работать. Он сажал комиссара под арест каждый раз, как не находил его в канцелярии в часы службы.

Бесполезно говорить, что его ненавидела вся администрация, и что его давно „спихнули' бы, как выражались эти господа, если бы у него не было хорошей опоры.

Никто в морском министерстве не смел его коснуться, потому что он был товарищем всех контри вице-адмиралов адмиралтейства, а они не позволили бы сделать ему ни малейшей неприятности. Когда он отсылал комиссара, ему присылали другого и больше ничего.

Не далее как неделю тому назад к нему прибыл новый начальник администрации Жильбер Пьерр Крюшар, более известный под именем Жибе Пье Кюша, потому что он не в состоянии был произнести букву р, как и все антильские креолы.

Его нарочно выбрали за его классическое ничтожество, (в чем он, впрочем, мало отличался от других своих товарищей) в расчете, что он не станет вступать в ссору с губернатором. Он заменил знаменитого Тука, который остался на „Осе', когда Гиллуа и Барте были выданы Гобби капитаном Ле Ноэлем. Надо сказать в похвалу ему, что он не имел еще ни малейшего несогласия со своим начальником.

Сервен был любезный и очаровательный человек, когда ему не приходилось ссориться с комиссаром, никто не имел характера приятнее и веселее. Главный штаб обожал его.

Таков был человек, к которому явились Барте и Гиллуа. Как только они назвали свое имя и чин, добрый губернатор протянул к ним обе руки и сказал:

— Как, это вы! Пять месяцев назад мне дали знать о вашем прибытии и о двух других офицерах, а последний корабль привез мне известие о вашей смерти. Он же привез и других чиновников на ваши места.

Оба друга в нескольких словах рассказали ему о своих приключениях и страданиях, и о преданности дезертира, которому они были обязаны своим освобождением.

— Вы прошли всю Центральную Африку? — спросил губернатор, который не верил своим ушам.

— Так точно.

— А как называется тот человек, который освободил вас из плена негритянского короля и проводил сюда?

— Ив Лаеннек, — это бывший моряк, который бежал в Сан-Паоло-де-Лоандо, чтобы избегнуть осуждения на смерть.

— Лаеннек… Сан-Паоло-де-Лоандо, — сказал Сервен, как бы припоминая, — что же такое сделал он?

— Он поднял руку на офицера!

— Вспомнил, — сказал губернатор, ударив себя по лбу, — это я был командиром „Тизбы', когда случилось это происшествие, мы стояли у португальской столицы Анголы… Зачем вы не привезли его сюда?.. Я немедленно засадил бы его.

— О!..

— Позвольте, я послал бы его на понтон, который служит нам тюрьмой, и выпросил бы ему помилование со следующей же почтой.

— Мы употребляли все силы, чтобы уговорить его следовать за нами, но он предпочитает жить в зарослях.

— Это его дело… Но с вами-то что будет? Я не могу оставить вас здесь. Как я уже вам сказал, на ваши места назначены другие, и потому после столь продолжительного путешествия вы должны отдохнуть во Франции.

— Тем более, что нам нечего здесь делать.

— Именно! Судно, которое ходит между Сен-Луи, Гореей и Габоном, стоит на рейде, оно уходит завтра, я отошлю вас в Горею, а оттуда вас отправят с первым случаем в Бордо или Нант.

— Наша признательность…

— Хорошо, хорошо! Вам надо сейчас же отправиться к этому дур… Жибе Пье Кюша, — продолжал Сервен, закусив себе губы, — вы скажете ему, что были у меня, что я отправляю вас завтра, и попросите приготовить необходимые бумаги. Сделав это, воротитесь ко мне, я жду вас к завтраку; вы мне расскажете подробнее о ваших любопытных странствованиях.

Молодые люди немедленно отправились в канцелярию комиссара, который принял их со всем достоинством, приличным его должности. Выслушав с величайшим вниманием рассказ Барте об их приключениях и о визите к губернатору — Гиллуа предоставил говорить своему товарищу — Жильбер Кюшар ответил тоном, исполненным административной самонадеянности:

— Все, что вы мне рассказываете очень интересно, но если вы даже действительно Барте и Гиллуа, мне до этого никакого дела нет. Ведь официально вы умерли и замещены, мне до вас нет никакого дела.

— Однако, — отважился сказать Барте, вне себя от удивления, — чиновники, замененные другими, имеют право вернуться на родину.

— Вы стало быть не понимаете, что я вам говорю, — вы официально умерли! Министерство уведомило нас об этом в своих последних депешах, а в таком случае, — прибавил Жибе Пье Кюша с улыбкой удовольствия, — никакая статья в уставе не дает мне права вас воскресить.

— Официально, — сказал Барте, начинавший терять терпение.

— Именно, и вы так умерли с административной точки зрения, что молодой человек, сопровождающий вас и который был…

— При жизни… — продолжал Барте.

— При жизни, — подтвердил Жибе Пье Кюша, — помощником комиссара избавляется вследствие своей смерти…

— Официально…

— Вы опять правы… избавляется от недельного ареста, к которому я присудил бы его за то, что он, высадившись на этот берег, не явился прямо ко мне, своему непосредственному начальнику.

— Итак, господин комиссар…

— Мне до вас нет никакого дела.

— Несмотря на приказания губернатора?

— Губернатор, несмотря на свою власть, никогда не заставит меня поступить против устава.

— Разве устав предусматривает случай, подобный нашему?

— Нет.

— Но если так, господин комиссар, если устав ничего не предусматривает в этом отношении, он значит и не запрещает ничего, и вы можете тем более принять решение, что оно уже одобрено начальником колонии.

— Милостивый государь, в администрации мы часто поступаем вопреки уставу, все зависит от