Этой круглой луне всё равно.
И небо во сне, но птицы не спят.
Эти птицы помнят Трансвааль,
…Четыре птицы со свистом рассекают ночной мрак.
Эти птицы помнят Трансвааль и дым горящего вельда. Ох, как они его помнят! Не приведи Господь…
Потому и бьются в окно. Одна вот уже и разбилась — насмерть. Что ж, с птицами такое случается…
(Нота Бени: Кстати, тем из российских — да и не только российских — читателей-зрителей, кто на протяжении данного эпизода занимал на трибунах место за воротами бурской команды, упоенно скандируя, на три счета: «Аме! — рика! — параша!!! Победа! — будет! — наша!!!», не мешало бы вспомнить — куда и зачем направляется сейчас эта самая команда крутого майора Витватерсранда.)
108
Около борта «Крестоносца» пляшет на встопорщенной ночным бризом ряби полицейский катер, мотор которого астматически пыхтит на холостых оборотах. В катере — библиофил Аль-Тараби и трое его сослуживцев, таких же, видать, фанатов научпопа, на борту — одинокий Чарльз Эйч Арчер в гавайской рубашке с крокодилами-пальмами-баобабами и с пультом на поясе:
— Джентльмены, капитан спит, очень крепко спит, вы меня понимаете? И вся команда спит тоже: все устали, потом праздновали начало работ… Вы уже прочли все те книжки, что мы вам надавали? Ладно, мы пошарим в нашей корабельной библиотеке — нельзя ли тут чем помочь. Но только — утром. Часиков в девять, о-кей?
— Ни х-хрена не о-кей! Видал, Джафар? — они нам будут указывать, когда куда ходить! В нашей собственной стране! Тут пока еще мы хозяева, понял, ты, сионист гребаный?! А ну, спускай штормтрап!!
— Простите, лейтенант, это я — сионист?!
— Не, ты не сионист. Ты мудак. А сионисты мудаками не бывают… Спускай штормтрап, мудило, кому сказано! А то у нас тут есть местная достопримечательность — действующий зиндан пятнадцатого века; хошь, устрою тебе экскурсию?
— Нет, лейтенант, совсем не хочу… — качает головою Арчер, и при этих словах в руке его, откуда ни возьмись, появляется автомат «Ингрэм».
…Бормоча себе под нос: «У нас алчность входит в семерку смертных грехов, а у этих, похоже, нет…», Арчер лезет в стоящую у ног сумку, нашаривает в ней новый магазин и вставляет его на место расстрелянного.
Чарли
—
Прежде всего следовало убедиться — цел ли пульт. Пульт был в порядке, рубиновая лампочка всё так же помаргивала в ритме сердечных сокращений: «тук-тук — тук-тук»; пуля араба прошла буквально в дюйме от него. Ноги не слушались вовсе, но Чарли сумел приподняться на локтях и привалиться спиною к шлюпбалке.
— Господи! — выговаривает Арчер со странной интонацией: он сейчас заключает со своим Богом то ли Завет, то ли контракт на досрочную форс-мажорную выплату по закладной. — Господи, мне надо дожить до утра, до половины восьмого. Только до утра. Если замысел мой угоден Тебе — Ты это сделаешь. Не угоден — тогда… тогда всё это уже неважно.
109
В Каламат-Шутфе просто ждут. Робингуд вместе с ракетчиками — Николаем и Митей — на командном пункте в кабине ЗРК. Мачтовый локатор С-300 для наблюдения за наземными целями малопригоден, однако Митя всё же умудряется извлечь кой-какую полезную информацию из невнятной ряби на экране, и рябь эта, судя по всему, пока что опасений ему не внушает.
— Так ты, выходит, в угловом доме жил, где «Химчистка»? — весело изумляется между тем Робингуд, выяснивший вдруг — слово за слово — что они с Николаем росли на соседних улицах. — А я дальше к парку, в серых домах…
— В трехэтажках? Тех, что после войны трофейные немцы строили?
— Точно. Да уж, мир — деревня!..
— Товарищ майор, — вклинивается тут в вечер воспоминаний Митя, указывая на экран, — на севере только что обозначилось движение…
— …Та-ак, — бросает мимолетный взгляд на экранную рябь «лучший стрелок спецназа», — ни хрена в этих «обоях» не секу. Ты лучше
— Мы здесь, ага… Тогда направление — вот. Дистанция — порядка восьми километров…