работать, чтобы разработать активные щиты, способные дать нам постоянную защиту против новых опасностей. Это определяет цель. Чтобы её достичь, наилучшей кажется стратегия, состоящая из двух частей.
Первая часть включает деятельность внутри сотрудничающих демократий. Нам нужно поддерживать лидерство, которое для нас достаточно, чтобы спокойно действовать с осторожностью; если мы чувствуем, что нам можем проиграть гонку, мы вполне можем удариться в панику. Продвижение с осторожностью означает разработку надёжных институтов для управления и начальными прорывами и разработкой активных щитов. Те щиты, которые мы разрабатываем, в свою очередь должны разрабатываться так, чтобы помочь нам обеспечить будущее, в котором стоит жить, будущее с местом для разнообразия.
Вторая часть этой стратегии включает стратегии по отношению к сегодняшним враждебным державам. Здесь наша цель должна быть – сохранить инициативу в то время как минимизировать угрозу, которую мы представляем. Технологический баланс не будет работать и мы не сможем себе позволить упустить наше лидерство. Это оставляет силу и лидерство как наш единственный реальный выбор, делая не угрожающую позицию вдвойне сложной, чтобы её достичь. Здесь снова нам нужны стабильные, надёжные институты: если мы можем дать им большую встроенную инерцию относительно их целей, то возможно даже наши оппоненты будут иметь в них меру уверенности.
Чтобы убедить наших оппонентов (и нас самих!), эти институты должны быть настолько открытыми, насколько это возможно, в соответствии с их миссией. Мы можем также суметь построить институты, которые предлагают роль для сотрудничества с Советским Союзом. Предлагая им участие, даже если они откажутся идти на условия, которые мы предложим, мы могли бы предложить какие-то меры для подтверждения наших намерений. Если Советский Союз должен был бы принять, они бы получили общественную ставку в нашем совместном успехе.
Всё же, если демократии будут сильными, когда прорывы подойдут, и если мы будем избегать угроз по отношению к контролю любых государств над своей собственной территорией, то наши оппоненты предположительно не будут видеть никаких преимуществ в атаке. Таким образом мы вероятно можем обойтись без кооперации, если необходимо.
Может быть полезным рассмотреть, как мы могли бы применить идею активных щитов к более обычным областям. Традиционно, оборона требовала оружия, которое также полезно для нападения. Это – одна причина, почему 'оборона' стала значить 'способность вести войну', и почему усилия по 'обороне' дают противникам причину для опасений. Недавно предложенные виды обороны с космическим базированием расширят эту структуру. Почти любые защитные системы ,которые могут разрушать атакующие ракеты, могли бы также разрушать оборону противника – или проводить космическую блокаду, предотвращая построение противником различных видов обороны первым. Такие 'виды обороны' попахивают нападением, также как они, по-видимому, и должны, это их работа. И таким образом гонка вооружений собирает себя для следующего опасного прыжка.
Должна ли оборона и нападение быть так близко неразрывными? История заставляет казаться, что это так. Стены только задерживают захватчиков, когда их защищают воины, но воины сами могут выйти, чтобы захватить другие земли. Когда мы представляем оружие, мы естественно представляем человеческие руки, которые его нацеливают и человеческую прихоть, решающую, когда стрелять – и история учит нас бояться самого худшего.
Однако сегодня, первый раз в истории, мы научились, как строить защитные системы, которые принципиально отличаются от оружия как такового. Рассмотрим пример базирования в космосе. Мы сейчас можем разработать устройства, которые чувствуют (выглядит так, как будто тысяча ракет запущена только что), оценивать (выглядит так, как попытка удара первыми), и действовать (пытаться разрушить эти ракеты!). Если система будет стрелять только по большим скопищам летящих ракет, то она не может использоваться для нападения или для космической блокады. Ещё лучше, что её можно было бы сделать так, чтобы она была неспособна различать атакующие стороны. Служа стратегическим интересам своих создателей, она не подчинялась бы каждодневному командованию со стороны чьих бы то ни было генералов. Она бы просто делала космос опасным окружением для ракет любой атакующей стороны. Также как море или гряда гор в предыдущих войнах, она бы не угрожала ни одной из сторон, в то время как обеспечивала бы каждую сторону некоторой защитой против другой стороны.
Хотя она бы использовала военные технологии (сенсоры, отслеживающие устройства, лазеры, наводящиеся снаряды и т.п.) оборона не была бы системой оружия, почему её роль была принципиально другой. Системам этого типа нужно было бы отличительное имя: они, в действительности, род активного щита – термин, которые может описать любую автоматическую или полуавтоматическую систему, разработанную для защиты без угрозы. Но защищая обе стороны, не угрожая ни одной, активные щиты могли бы ослабить цикл гонки вооружений.
Технические, экономические и стратегические вопросы, поднимаемые активными щитами сложны, и они могут быть, а могут не быть практическими в предассемблерную эру. Если они практические, то будет несколько возможных подходов к их построению. В одном подходе, сотрудничающие демократии построили бы щиты в одностороннем порядке. Чтобы дать возможность другим нациям удостовериться, что система будет и (что более важно) не будет делать, мы могли бы позволить многосторонние инспекции ключевых конструкций, компонентов, и шагов производства. Нам не нужно выдавать все участвующие технологии, почему 'знаю что' не то же самое, что 'знаю как'. В другом подходе, мы бы строили щиты совместно, ограничивая передачу технологии до минимума, необходимого для кооперации и верификации (используя принципы, обсуждаемые в Примечаниях).
У нас больше шанса запретить космические вооружения, чем нанотехнологию, и это могло бы даже быть лучшим способом минимизировать наши краткосрочные риски. В выборе долгосрочной стратегии контроля гонки вооружений, однако мы должны рассматривать больше, чем следующий шаг. Анализ, который я обрисовал в этой главе подсказывает, что традиционные подходы к контролю вооружений, основанные на переговорах о проверяемых ограничениях, не могут справиться с нанотехнологией. Если это так, то нам нужно разработать альтернативные подходы. Активные щиты – что кажется существенным, в конченом счёте могут предложить новую стабилизирующую альтернативу гонке вооружений в космосе. Исследуя эту альтернативу, мы можем исследовать основные вопросы, общие для всех активных щитов. Если мы в этом случае их разработаем, мы получим опыт и построим институциональные механизмы, которые могут позже оказаться существенными для нашего выживания.
Активные щиты – новый выбор, основанный на новых технологиях. Чтобы заставить их работать, потребуется творческий, междисциплинарный синтез идей в проектировании, стратегии и международных отношениях. Они предложат новые возможности, которые могут позволить нам избежать старых тупиков. Они очевидно предложат ответ на старый вопрос защиты без угрозы – но не простой ответ.
Я обрисовал, как нанотехнология и продвинутый ИИ дадут огромную власть ведущей силе – власть, которая может быть использована чтобы уничтожить жизнь, или чтобы расширить и освободить её. Поскольку мы не можем остановить эти технологии, представляется, что мы должны как-то справиться с возникновением концентрации власти, большей, чем любая другая в истории.
Нам понадобится подходящая система институтов. Чтобы безопасно управлять сложными технологиями, эта система должна иметь способы оценивать относящиеся к делу факты. Чтобы управлять безопасно большой мощью, она должна включать эффективные способы контроля и балансы, а её цели и методы должны сохраняться открытыми для тщательного общественного контроля. Наконец, поскольку это поможет нам заложить основы нового мира, лучше, чтобы оно направлялось нашими общими интересами, в рамках надёжных принципов.
Мы не начинаем с нуля; мы будем строить на основе тех институтов, которые у нас есть. Они различны. Не все из наших институтов – государственные чиновники в массивных серых зданиях; они включают такие расплывчатые и живые образования, как свободная пресса, исследовательское сообщество и сеть активистов. Эти децентрализованные институты помогают нам контролировать серые бюрократические машины.
Отчасти мы встречаемся с новой версией древней и общей проблемы ограничения злоупотребления