Меблированные комнаты миссис Каппи оказались не особенно приятным местом для Клайда. Это был самый обыкновенный дешевый пансион; тут обычно селились благонамеренные дельцы и служащие, которые считали, что их работа, их заработок и религиозные воззрения средних слоев местного общества — это и есть необходимая основа порядка и благополучия в мире. В общем это был очень скучный дом, о веселье, о развлечениях здесь нечего было и думать.
И все-таки жизнь здесь оказалась для Клайда не совсем лишенной интереса благодаря Уолтеру Дилларду, легкомысленному юнцу, недавно приехавшему из Фонды. Этот Диллард был ровесник Клайда и такой же честолюбец, но он не обладал тактом Клайда и уменьем разбираться в людях и в жизни; он служил у «Старка и Кь», в магазине мужского платья. Диллард был очень бойкий и алчный, довольно смазливый, с очень светлыми волосами и жидкими светлыми усиками; у него были вкрадчивые манеры и повадки провинциального сердцееда. У Дилларда никогда не было никаких средств, и он никогда не занимал сколько-нибудь значительного положения в обществе, — его отец когда-то имел галантерейную лавку в маленьком городишке и давно разорился,
— но в силу каких-то атавистических побуждений он страстно жаждал выдвинуться.
До сих пор Диллард ничего не достиг и потому с особым интересом относился к тем, кому это удалось; эти чувства были в нем даже сильнее, чем в Клайде. На него произвела огромное впечатление деятельность видных семейств Ликурга и роскошь, в которой жили все эти Николсоны, Старки, Гарриэты, Грифитсы, Финчли и прочие. Узнав через несколько дней после приезда Клайда, что он хоть и косвенно, а все же связан с этим миром, Диллард всполошился. Как! Грифитс, племянник богача Сэмюэла Грифитса, — здесь, в пансионе? Рядом с ним за одним столом? И Уолтер тотчас решил поскорее завязать знакомство с этим приезжим. Вот удача стучится в его двери, открывая ему доступ в одну из лучших семей Ликурга! К тому же Клайд молод, красив и, вероятно, честолюбив, как и он сам, — подходящая компания, когда хочешь весело проводить время. Диллард просто не верил своему счастью и сразу же стал ухаживать за Клайдом.
Прежде всего он предложил Клайду пройтись. Тут недалеко, около реки, превосходный кинематограф — просто шикарный. Не хочет ли Клайд пойти туда?
Хорошо одетый, щеголеватый Диллард был совсем не похож ни на скучных чересчур практически мыслящих людей, работающих на фабрике, ни на остальных обитателей пансиона и потому понравился Клайду.
Но тут же Клайд подумал о своих важных родственниках. Здесь, в Ликурге, он должен следить за каждым своим шагом. Кто знает, может быть, это большая ошибка — так легко и свободно завязывать новые знакомства? Грифитсы, как и весь тот круг, к которому они принадлежат, должно быть, держатся особняком от простых смертных: он догадывался об этом по поведению всех, с кем ему приходилось сталкиваться. Следуя скорее инстинкту, нежели рассудку, Клайд тоже не сближался с окружающими и смотрел на всех свысока, и за это все вокруг, начиная с того же Дилларда, на котором он упражнялся в этом тоне превосходства, казалось, только больше уважали его. Уступая горячим просьбам и даже своего рода мольбам Дилларда, Клайд все же пошел с ним, но держался очень осторожно. А Диллард сразу же счел сдержанные и надменные манеры Клайда признаком «класса» и «связей». Подумать только, что он встретился с таким человеком в этих мрачных, унылых меблированных комнатах! И как раз после его приезда, в самом начале его карьеры!
И Диллард вел себя с Клайдом как истый льстец, хотя занимал лучшее положение, чем Клайд, и зарабатывал больше: двадцать два доллара в неделю.
— Вы, вероятно, будете проводить большую часть времени со своими родственниками и друзьями? — сказал, между прочим, Диллард во время их первой совместной прогулки.
Он старался вытянуть из Клайда побольше сведений о нем, но тот отмалчивался, тогда как Диллард успел уже ввернуть в разговор кое-какие изрядно приукрашенные подробности собственной биографии. У его отца теперь галантерейный магазин. Сам он приехал сюда, чтобы изучить нововведения в этом деле. Его дядя служит здесь у «Старка и Кь». У него уже есть в Ликурге приятные знакомые, — правда пока еще немного: ведь он сам здесь недавно — всего четыре месяца.
Но родственники Клайда!
— Скажите, ваш дядя, наверно, стоит больше миллиона? Говорят, что да. Эти дома на Уикиги-авеню — лакомый кусочек! Шикарнее не найти ни в Олбани, ни в Утике, ни даже в Рочестере. Так вы родной племянник Сэмюэла Грифитса? Да что вы! Это здесь много значит. Хотел бы я иметь такие связи! Будьте уверены, я бы их использовал.
Он с восхищенной улыбкой посмотрел на Клайда, и тот еще яснее почувствовал, как в самом деле важны его родственные связи. Подумать только, какое значение придает им этот странный молодой человек.
— Ну, не знаю, — уклончиво ответил Клайд; все же он был очень польщен предположениями о такой его близости со здешними Грифитсами. — Я приехал сюда, чтобы изучить производство воротничков. Я не собираюсь развлекаться. Дядя хочет, чтобы я всерьез занялся этим делом.
— Ну, конечно, конечно. Это мне знакомо, — ответил Диллард. — Мой дядюшка тоже так настроен. Он хочет запрячь меня в работу и требует, чтобы я не тратил времени зря. Он, знаете ли, служит у Старка закупщиком. Но нельзя же работать без передышки. Надо и развлечься когда-нибудь.
— Да, вы правы, — сказал Клайд впервые в своей жизни несколько снисходительным тоном.
Некоторое время они шли молча; потом Уолтер спросил:
— Вы танцуете?
— Да, — ответил Клайд.
— Я тоже. Здесь сколько угодно дешевых дансингов, но я туда не хожу. Нельзя бывать в таких местах, если хочешь поддерживать знакомство с порядочными людьми. Говорят, в этом городе хорошее общество держится ужасно замкнуто. Если не принадлежишь к их кругу, с тобой просто не желают иметь дела. И в Фонде то же самое. Вы должны «принадлежать к свету», а иначе вам некуда деваться. Да, пожалуй, это и правильно. Но тут все-таки найдутся девушки, с которыми можно и повеселиться и потанцевать, — очень милые девушки и из хороших семей, — конечно, не из высшего общества, но все же о них ничего дурного не говорят. И они не такие уж тихони. Иногда даже совсем наоборот. И вы не обязаны вступать в законный брак.
Клайд подумал, что, пожалуй, это слишком легкомысленное знакомство для его новой жизни в Ликурге. В то же время Диллард ему нравился.
— Кстати, — продолжал Диллард, — что вы делаете в это воскресенье, после обеда?
— Ничего особенного как будто, — ответил Клайд, чувствуя, что перед ним возникает новая задача. — Просто я пока еще не знаю, как у меня все сложится.
— Ну, а если вы будете свободны? Может, проведем вечер вместе? Я здесь познакомился с несколькими девушками. Очень милые! Сначала, если хотите, мы зайдем к моему дяде. У него семья, все очень милые люди. А потом я тут знаю двух девушек… прелесть! Одна работала в магазине, но теперь ушла оттуда и нигде не служит. А другая — ее подруга. У них дома есть граммофон, и обе танцуют. Правда, здесь не полагается танцевать по воскресеньям, но об этом никто не узнает. Девушкам родители позволяют. А после мы можем пойти с ними куда-нибудь в кино, если вы захотите. Не в какую-нибудь киношку на окраине, а где получше. Согласны?
И перед Клайдом встал вопрос, как поступить, как ответить на такое предложение. В Чикаго, после того, что случилось в Канзас-Сити, он старался вести себя очень скромно и осторожно. Попав на службу в «Юнион клуб», он решил, что будет строить свою жизнь в соответствии с идеалами, какие внушало ему это, по всей видимости, столь строгое учреждение: держаться солидно, усердно работать, копить деньги, одеваться элегантно, но без франтовства, по-джентльменски. Это был этакий рай без Евы.
Но, как ни скромно было теперь его непосредственное окружение, казалось, самый воздух этого города будил в нем жажду удовольствий, о которых говорил сейчас его спутник: хотелось повеселиться немного, пожалуй, даже самым невинным образом, но все-таки в женском обществе. Улицы по вечерам так оживлены, полны хорошеньких девушек и молодых людей… Но что подумают его вновь обретенные родственники, если он позволит себе развлекаться в таком духе, как намекает Диллард? И ведь он сам говорит, что в Ликурге нравы строгие и всем все известно друг о друге. Клайд молчал, обуреваемый сомнениями. Надо было решать. Но он слишком стосковался в одиночестве и потому, наконец,