– Хорошая мысль, – сказал мистер Пауэр. – Вот и пошли бы все вчетвером.
Мистер Кернан ничего не сказал. Предложение мистера Каннингема ему ничего не говорило, но, чувствуя, что какие-то религиозные организации пекутся о нем, он счел своим долгом, ради поддержания достоинства, проявить некоторое упорство. Он довольно долго не принимал участия в разговоре, а только слушал с видом спокойной враждебности, как его друзья рассуждают об иезуитах.
– Я не такого уж плохого мнения об иезуитах, – вмешался он наконец в разговор. – Это культурный орден. И намерения у них, по-моему, благие.
– Это величайший из всех орденов, Том, – с жаром подхватил мистер Кэннингем. – В церковной иерархии генерал ордена иезуитов следует непосредственно за папой.
– Какой тут может быть разговор, – сказал мистер Мак-Кой, – если хотите, чтобы дело было сделано чисто, обращайтесь к иезуитам. У них всюду рука найдется. Я вам расскажу один случай…
– Иезуиты – замечательный народ, – сказал мистер Пауэр.
– И вот что удивительно, – сказал мистер Каннингем, – все остальные монашеские ордена рано или поздно распадались, но иезуитский орден – никогда. Он никогда не приходил в упадок.
– В самом деле? – спросил мистер Мак-Кой.
– Это факт, – сказал мистер Каннингем. – Так говорит история.
– А посмотрите-ка на их церкви, – сказал мистер Пауэр, – Посмотрите, какая у них паства.
– Иезуиты держатся за аристократию, – сказал мистер Мак-Кой.
– Известное дело, – сказал мистер Пауэр.
– Да, – сказал мистер Кернан. – Потому я их и уважаю. Они не то что некоторые представители белого духовенства, невежественные, самоуверенные…
– Они все хорошие люди, – сказал мистер Кэннингем, – Ирландское духовенство пользуется уважением повсюду.
– Еще бы, – сказал мистер Пауэр.
– Не то что духовенство некоторых стран, на континенте, – сказал мистер Мак-Кой, – что и звания своего недостойно.
– Может быть, вы и правы, – сказал мистер Кернан, смягчаясь.
– Разумеется, прав, – сказал мистер Каннингем. – Уж мне ли не знать людей, с моим-то опытом.
Они выпили снова, подавая пример друг другу. Мистер Кернан что-то прикидывал про себя. Разговор произвел на него впечатление. Он был высокого мнения о мистере Каннингеме как о знатоке людей и хорошем физиономисте. Он попросил его рассказать подробнее.
– Исповедовать будет отец Публдом, – сказал мистер Каннингем. – Исповедь будет общая. Мы ведь народ занятой.
– Он будет не слишком суров с нами, Том, – сказал мистер Пауэр вкрадчиво.
– Отец Публдом? Отец Публдом? – сказал больной.
– Ну, вы же его знаете, Том, – убедительно сказал мистер Каннингем. – Такой отличный, жизнерадостный малый! Не чуждается мира сего, как и мы, грешные.
– А-а… Да, кажется, я его знаю. Такой краснолицый, высокий?
– Он самый.
– А скажите, Мартин… Он хороший проповедник?
– Да как вам сказать… Это, знаете, не то чтобы настоящая проповедь. Так, поговорит с нами по душам, знаете, попросту.
Мистер Кернан погрузился в размышления. Мистер Мак-Кой сказал:
– Отец Том Бэрк[87] – вот это был дока!
– Да, отец Том Бэрк, – сказал мистер Кэннингем, – тот был прирожденный оратор. Вы его когда- нибудь слышали, Том?
– Слышал ли я его? – с обидой сказал больной. – Еще бы! Я слышал его…
– А между прочим, говорят, что он был не очень силен по части богословия, – сказал мистер Кэннингем.
– В самом деле? – сказал мистер Мак-Кой.
– Ну, разумеется, не так чтобы уж совсем, знаете. Но все-таки говорят, что иногда в его проповеди было что-то не совсем то.
– Да… вот это был человек! – сказал мистер Мак-Кой.
– Я слышал его однажды, – продолжал мистер Кернан. – Забыл теперь, о чем была проповедь. Мы с Крофтоном сидели сзади в… в партере, что ли… как это…
– В главном приделе, – сказал мистер Кэннингем.
– Да, сзади, недалеко от двери. Забыл, о чем он… Ах да. он говорил о папе римском, о покойном папе. Теперь вспомнил. Честное слово, великолепная была проповедь! А голос! Господи ты боже мой, вот был голос! Он назвал его «Узником Ватикана»[88]. Помню, как Крофтон сказал мне, когда мы выходили…
– Но ведь Крофтон оранжист[89], не так ли? – сказал мистер Пауэр.
– Да, конечно, – сказал мистер Кернан, – к тому же завзятый оранжист. Мы тогда пошли в пивную Батлера на Мур-Стрит, честное слово, я был взволнован как никогда и помню, он мне сказал, вот так, слово в слово: «Кернан, – говорит, – мы с вами поклоняемся разным алтарям, – говорит, – но вера наша едина». Меня даже поразило, как это он здорово сказал.
– Правильные слова, – сказал мистер Пауэр. – В церкви всегда были прямо толпы протестантов, когда отец Том говорил проповедь.
– Между нами не такая уж большая разница, – сказал мистер Мак-Кой. – Мы одинаково верим в…
Он на мгновение замялся.
– …в спасителя. Только они не верят в папу римского и в Пресвятую Деву.
– Но, разумеется, – сказал мистер Кэннингем спокойно и внушительно, – наша религия – единственно истинная, наша древняя, святая вера.
– Даже не говорите, – сказал мистер Кернан с горячностью.
В дверях спальни показалась миссис Кернан; она объявила:
– К тебе гость пришел!
– Кто?
– Мистер Фогарти.
– А-а, идите-ка сюда!
Бледное продолговатое лицо появилось в освещенной части комнаты. Линия бровей, изогнувшихся над приятно удивленными глазами, повторяла дугообразную линию свисающих усов. Мистер Фогарти был скромный бакалейщик. В свое время он был владельцем одного из дублинских баров, но потерпел крах, потому что его финансовое положение позволяло ему иметь дело лишь с второразрядными винокурами и пивоварами. Тогда он открыл небольшую лавку на Глэзневин-Роуд, где, как он надеялся, его манеры помогут ему снискать благоволение местных хозяек. Он держался непринужденно, заговаривал с маленькими детьми, говорил медленно и раздельно. Вообще был человек культурный.
Мистер Фогарти принес с собой подарок – полпинты хорошего виски. Он вежливо осведомился о здоровье мистера Кернана, поставил свой подарок на стол и, почувствовав себя равным, присоединился к компании друзей. Мистер Кернан весьма оценил подарок: он помнил, сколько он должен мистеру Фогарти по старым счетам. Он сказал:
– Я никогда в вас не сомневался, старина. Открой-ка, Джек, ладно?
Мистер Пауэр снова исполнил обязанности хозяина. Стаканы ополоснули, в каждый налили по маленькой порции виски. Разговор явно оживился. Мистер Фогарти, сидя на краешке стула, слушал с особенным вниманием.
– Папа Лев XIII[90], – сказал мистер Кэннингем, – был одним из самых ярких людей своей эпохи. Его великим начинанием было воссоединение римско- католической церкви с православной. Это была цель его жизни.