— Эн-эн-вэ-дэ, — прошептал он.
— Как?
— 'Не Нашего Вида, Дорогуша'.
— Интересно, согласятся ли они сыграть с нами пара на пару?
— С моим везением окажется, что они — партнеры только по случаю.
Подали заказ Далтона.
— Недурно, — объявил он. — Эти дикие грибы — очень пикантно.
Трапеза продолжалась. Вино пользовалось успехом; показалось дно второй бутылки. Заказали еще «Шато Аверню».
Внезапно в зале все затряслось. Упали на пол бутылки, задрожали стекла в окнах. Рядом со столом обрушился на пол кусок потолка.
Такстон, с остекленевшими от выпивки глазами и бессмысленной улыбкой, оглядел зал.
— Если бы я так не напился, то перепугался бы до смерти.
Далтон выдавил внезапно осипшим голосом:
— Ты не думаешь, что нам пора... делать отсюда ноги?
— Да. Двигаем.
Им обоим стоило большого труда подняться, но Такстон не преминул прихватить неоткупоренную бутылку.
— Лучше клюшки не забудь, старик, — напомнил Далтон.
— Никогда, — Такстон, покачиваясь, поднял мешок с клюшками.
Многократно отдаваясь грохотом, упал еще один кусок потолка, и обвалилась дальняя стена. Посыпались обломки. После того как пыль рассеялась, помещение оказалось наполовину завалено строительным мусором.
— Далтон, старик, ты в порядке?
Тот сел на полу и отряхнулся.
— Вроде. Нам надо быстренько пробираться к дверям, тебе не кажется?
— У меня проблема. Ногу куском бетона придавило.
— Попробуем отодвинуть.
Далтон присел на корточки и навалился всем весом на бетонную плиту, но, заметив, что Такстон морщится, остановился. Оглядевшись, он не нашел ничего подходящего и использовал в качестве рычага второй айрон, подцепив обломок с другой стороны. Клюшка согнулась, но кусок потолка немного приподнялся, и Такстон смог вытащить ногу.
Далтон помог приятелю подняться.
— Идти можешь?
— Доковыляю как-нибудь.
— Помочь?
— Справлюсь. Дай-ка мне этот айрон.
— Держи. Точно дойдешь?
— Вино я захватил. А ты не забудь клюшки.
Они пробрались к образовавшейся в стене бреши.
— Вот уж повезло, — сказал Такстон.
— Как это?
— А я ломал голову, как мы вывернемся, когда придется платить. У меня с собой ни гроша.
Город
Его особенно не пытались обратить в свою веру, не мучили политагитацией и не заставляли выслушивать длинные проповеди. Ему просто выдали одежду — всесезонную куртку и мешковатые штаны — и лист бумаги с напечатанной на нем инструкцией. По инструкции следовало явиться по такому-то адресу, на новое место жительства, и оставаться там до получения новых инструкций, которые поступят через коммуникационное устройство. Вот и все, если не считать еще нескольких новых лозунгов.
ЛЮБИТЬ — ЗНАЧИТ ПОВИНОВАТЬСЯ
ХОРОШИЕ ГРАЖДАНЕ — СЧАСТЛИВЫЕ ГРАЖДАНЕ
ДОЛГ — ВНУТРИ ТЕБЯ
Полотна с лозунгами украшали фасады всех зданий, свисали с карнизов. Он бродил по улицам, читая плакаты в витринах магазинов и киосках. Ему не удавалось угадать, кто всем этим управляет. Нигде не было видно ни портретов диктатора, ни указаний на какую-нибудь политическую партию или революционную клику.
Все прохожие, спешащие по своим делам, неизменно улыбались. Это была странная улыбка, отстраненная и неадекватная истинному ощущению благополучия. Не то чтобы вымученная и все же не вполне настоящая.
Он остановился спросить дорогу у регулировщика; вместо формы тот носил лишь белую повязку на рукаве и не был вооружен. Регулировщик объяснил, что надо сесть на автобус номер такой-то и выйти у комплекса номер пятьсот два на бульваре Социальных Забот.
— Улыбайтесь, — приказал ему собеседник.
Проигнорировав приказ, он зашагал дальше.
Первых позывов к рвоте не пришлось долго ждать. Он натянул на лицо улыбку, и в животе у него, поурчав, утихло. Он сразу же почувствовал себя лучше. Справедливость не замедлила восторжествовать. В роли судьи и присяжных выступало его собственное тело, и приговор был окончательным и обжалованию не подлежал.
Магазины встречались редко. Витрины, как правило, были заколочены или использовались в качестве рекламных щитов. Иногда двери были открыты, но вывески, которые указывали бы, что именно продается, отсутствовали. Он остановился перед одной такой дверью и обнаружил магазин с несколькими парами одинаковой обуви в коробках. В другом магазине продавались носки и нижнее белье. Широкой ассортимента ни один из магазинов не предлагал. Казалась, везде только что прошел обыск, а продавцов нигде поблизости не было видно. Он пошел дальше.
Из транспорта он заметил грузовики, автобусы и официального вида автомобили. Ни велосипедов, ни мотоциклов. Тротуары кишели людьми, как в будний день в любом мире Он находился в центре города, этот район назывался «Золотой Треугольник». Сотни офисных зданий и тысячи работников. Одеты все были практически одинаково, в такую же утилитарную одежду.
Он прошел мимо здания, по виду напоминавшего ресторан. Вернувшись назад, заглянул в окно. На самом деле это было что-то вроде кафетерия. Желудок его успокоился, и он почувствовал, как сильно проголодался. В инструкции ничего не было сказано по поводу еды и того, где ее раздобыть, а денег ему не выдали.
И все же он вошел внутрь. Обеденное время еще не наступило, в зале сидело лишь несколько человек. Он проследил, как женщина на линии раздачи нагружает поднос и идет к столику. Ни кассы, ни кассира он не увидел и решил пойти на риск: взяв поднос, двинулся вдоль прилавка.
Аппетита увиденные блюда не возбуждали. Он прошел мимо зеленого желе и увядших салатов. Повар раскладывал поварешкой из контейнера нечто напоминающее по виду куриное рагу. Попросив этого блюда, он получил небольшую миску, взял пару кусочков хлеба и чашку с чем-то наподобие ванильного пудинга. Больше выбирать было не из чего. Кофе он себе налил, но без сливок — найти их не смог, равно как и сахар. Наконец, удостоверившись, что больше ничем не разживешься, он сел на свободное место.
Рагу, если это можно назвать рагу, оказалось отвратительным. На вкус оно отдавало крахмалом и непонятными добавками. Овощи были безвкусными, а мясо — не куриным, а похожим на соевое и таким же
