волосами, со шкурой морского быка на плечах. Обеими руками он опирался о рукоять длинного меча. Горящий взгляд его был устремлен прямо на Ингитору, и в нем было лихорадочное торжество — он искал ее, хотел получить обратно сбежавшую Деву-Скальда, и вот она была почти в его руках. Почти. На мужчину, стоявшего перед ней, Бергвид даже не смотрел. Что может один против сотни?

Встретив взгляд Бергвида, Ингитора отшатнулась, словно обожглась, и поспешно отвернулась, даже закрыла лицо руками. Самый страшный из кошмаров приближался к ней наяву, бездна Нифльхейма пришла за ней на этот берег. Оринги уже бежали по песку, кто-то заходил с боков, окружая двух людей и прижимая их к полосе прибоя. Ингитора видела лица, которые казались ей одинаковыми, слышала голоса. Время стало прозрачным и повисло.

И вдруг яркая черно-белая молния сверкнула над берегом. Торвард выхватил меч из ножен, и Дракон Битвы взлетел, свободный и яростный. Первым из орингов оставалось каких-то пять-шесть шагов до Торварда; вспышка света ослепила их и заставила отшатнуться, а в следующий миг их головы уже катились по песку. Дракон Битвы метался над берегом, как будто сам собой, и каждый его замах оставлял на песке несколько тел. Очерчивая в воздухе широкий сверкающий круг, он доставал врагов везде, оставляя вокруг себя мертвое пространство, окровавленные тела на песке, разбитое оружие. Дракон Битвы одним ударом перерубал древки копий, ломал мечи, как соломинки.

Мгновенно уничтожив тех, кто первым приблизился к нему, Торвард устремился вперед и в несколько прыжков одолел расстояние до следующей волны орингов. Десятки людей сыпались с бортов в воду, торопливо брели к берегу, выходили на песок, едва успевая удивиться, и падали, разрубленные от плеча до пояса.

Ингитора смотрела, едва веря глазам и в то же время убежденная, что именно так все и должно быть. Дракон Битвы бил орингов как будто сам, но в Торварде он нашел достойного спутника и товарища. Вместе они были смертоносной молнией, настоящим Драконом Битвы, силой рода, оживленной кровью нового поколения.

— повторяла она свое заклинание, хвалебную песню мечу. Дракон Битвы! Не меч, но сам Торвард, с отцовским мечом приобретший силу великана, и был Драконом Битвы в ее глазах.

Волна нападавших дрогнула, покачнулась, подалась назад.

— Великан! Морской великан! Он бессмертный! — в ужасе кричали оринги. Даже им, повидавшим немало крови и прошедшим не через одно сражение, страшно было смотреть, как один-единственный человек перебил уже несколько десятков, а сам остался невредимым. Высокий рост Торварда, его сила и быстрота движений, умение владеть оружием казались сверхъестественными и внушали ужас. На корабле осталось не больше трех десятков человек, но они толпились на корме, не решаясь спрыгнуть в воду.

И тогда Торвард сам шагнул в волны. В одно мгновение он вскочил на борт «Черного быка» и шагнул к Бергвиду.

— Ты искал меня! — крикнул он, когда морской конунг подался ему навстречу. — Ты искал меня столько лет! Я — Торвард сын Торбранда, конунг фьяллей! И я докажу тебе, что ты искал чрезмерной мести за твою родню! Боги больше не с тобой!

Вместо слов Бергвид ответил ему звоном клинка. Его меч, выкованный с помощью четырех колдунов Тролленхольма и закаленный в крови Ньёрдова быка, выдержал единоборство с Драконом Битвы и не раскололся. Они ожесточенно бились на палубе под передним штевнем, похожие на двух морских великанов, и оринги на корабле, Ингитора на берегу следили за ними с ужасом и восторгом, как смертные, которым чудом случилось наблюдать схватку двух богов.

И вдруг все кончилось — один из противников упал. Торвард остался на палубе один.

— Великан! Великан! Один и Вороны! Тюр и Фенрир! Бальдр и Драупнир!

С разноголосыми воплями, в которых звучал неприкрытый ужас, оринги, уже не думая о битве, горохом посыпались с кормы «Быка» прямо в воду. Бросая оружие, стремясь спасти жизнь, они выбирались на берег и со всех ног бежали прочь от этого места, где погиб их вожак, их морской конунг, которого они привыкли считать непобедимым. С Бергвидом погибла их сила и вера, остался только нерассуждающий животный страх.

Торвард никого не преследовал. Оставшись на корабле один, он остановился, дыша с трудом, не столько от усталости, сколько от возбуждения. Усталости он совсем не чувствовал — сейчас он ощущал в себе силы великана. Огонь кипел в его жилах, Дракон Битвы казался легким, как соломинка, — вот так же он мог бы сокрушить многотысячное войско. Помог ли ему меч великана, помогла ли вера в себя, обретенная вместе с ним, — это знал только Отец Ратей. Но Торвард сделал то, что должен был сделать.

Вспомнив об Ингиторе, Торвард повернулся к ней и позвал. Она медленно приблизилась к самой воде, настороженно глядя ему в лицо. Новый Торвард, у нее на глазах превратившийся в Дракона Битвы, восхищал ее и притом внушал страх.

— Иди сюда! — повторил Торвард. — Здесь больше нет никого живого, кроме меня. Бояться больше нечего. Давай руки.

Он протянул руку Ингиторе; она не без трепета подала ему две своих, и он мгновенно поднял ее на палубу. Ингитора сразу увидела распростертое тело Бергвида и невольно вскрикнула.

Морской конунг лежал на боку, нелепо скрючившись, как будто упала пустая бычья шкура. Его голова была отделена от тела и лежала лицом вниз. Между головой и обрубком шеи на плечах натекла огромная лужа крови.

Ингитора прижалась к Торварду. Ей хотелось отвернуться, но она не могла, словно Бергвид притягивал ее взгляд. Она не могла поверить, что его больше нет. Оборотня-Фенрира больше нет, его тело мертво, а дух ушел туда, откуда и вышел, — в черные бездны Хель.

— Что-то блестит. — Торвард пригляделся к телу, потом концом клинка потянул что-то.

Ингитора увидела бусы — обыкновенные недорогие бусы из зеленого стекла, так обильно политые кровью, что она и не угадала бы их цвета, если бы не видела их раньше. Бусы кюны Даллы.

— Бедновато украшение для такого могущественного конунга, — сказал Торвард. — Должно быть, у них есть какие-то чудесные свойства. Их нельзя давать ему с собой на тот свет.

Ингитора грустно кивнула. Да, у этих бус было одно волшебное свойство: они хранили последний, быть может, проблеск человеческого чувства в этой волчьей душе — память о матери.

— Я… Я возьму их, — сказала Ингитора и, сдерживая дрожь, подобрала с окровавленных досок бусы. — Я отдам их… Знаешь, есть одна женщина, которая, я думаю, захочет сохранить их. Ей нужна какая- то память о нем — ведь она носит его ребенка. Это Одда, помнишь, я рассказывала тебе?

— Уладская рабыня? Та самая, что должна родить нового конунга квиттов?

— Да, она. Знаешь, мне казалось… Она любила его. Пусть у нее будет что-то от него. И ребенку тоже. Сыновьям отдают отцовский меч, но этот меч, мне кажется, лучше сбросить в море.

Торвард помолчал.

— Возьми, если хочешь, — сказал он потом. — Мне было бы приятно получить хоть такую память об отце, если бы он умер до моего рождения. Но я, сказать по правде, сомневаюсь, что у той женщины родится ребенок. Ты же говорила, что до этого у Бергвида много лет не было детей? Наверное, те колдуны наворожили им какого-то оборотня. Она родит волчонка.

— Ой, смотри, еще корабль, — вдруг сказала Ингитора. Она чувствовала себя усталой от волнения и уже не испытывала страха. Чего бояться, когда рядом Дракон Битвы?

Торвард тоже обернулся. С севера к ним быстро приближался дреки скамей на тридцать. И на