— Ты приплыл в хорошее время! — сказал ему Грим. — Сейчас Хеймир конунг ищет хорошие ткани для приданого кюн-флинны. А если им больше не надо, то здесь столько народу, что можно продать все, от ремешка на сапог до живого белого медведя. Только я не думаю, что сегодня у дочери конунга будет время поговорить с тобой. Она слишком занята. Столько гостей, как сегодня, я не припомню!
— Меня это мало удивляет! — Фьялль усмехнулся и снова закашлялся. — Если я что-нибудь понимаю, многие из гостей рассчитывают погулять еще и на свадебном пиру, а?
Грим засмеялся.
— Я не сказал бы. Конечно, Лодмунд конунг не прочь посвататься, но не похоже, чтоб это понравилось кюн-флинне. Нет, свадьба еще впереди. Но запасать приданое самое время!
— Спасибо тебе, добрый человек! — благодарил купец на прощание. — Да пошлют тебе боги удачи во всех делах!
Проводив сборщика пошлин, Рагнар и сам стал одеваться. Короткий плащ, в каких ходят торговые люди, и короткий меч на боку вместо славного Зуба Фенрира были ему непривычны, и он чувствовал себя немного неловко. Впрочем, годы и болезнь настолько изменили его, что сейчас никто не сможет узнать в нем того Рагнара Горячего Ключа, который двадцать лет назад так славился доблестью в дружине Торбранда конунга. Время его ратных подвигов прошло, но Рагнар был рад, что сможет послужить своему конунгу в новом деле.
Беседа с Гримом подтвердила все его ожидания. Особенно его порадовало то, что Лодмунд конунг хоть и приехал, но женихом не объявлен. Если все выйдет так, как обещала кюна Хёрдис, то конунг вандров и уедет с тем же, с чем приехал.
На широком дворе конунга царила такая суета, что даже Рагнар, сорок лет проведший в походах и битвах, поначалу растерялся. Прямо на земле сидели хирдманы, с утра хмельные, и пели кто во что горазд, туда-сюда бегали рабы и слуги, таскали бочонки, волокли скотину, в углу двора кололи бычков и баранов. Там же горел костер, на котором опаливали туши, в воздухе висел дым, пахло свежей кровью и паленой шерстью. Нестройные песни, визг свиней, тоскливое мычание бычков, окрики управителя, стук дверей оглушали уже за двадцать шагов вокруг двора.
Едва поймав кого-то из рабов, Рагнар велел сказать о себе кюне Асте или ее дочери. К счастью, ему попался управитель Гилли. Опытным взглядом окинув сутулого старика, умный раб признал в нем человека непростого. Четверо хирдманов за спиной у гостя и два раба с внушительным ларем тоже не остались незамеченными. Учтиво выяснив у гостя, ради чего он пожаловал, и попросив подождать, Гилли пошел сказать о нем хозяйкам.
Как и предрекал Грим Кривой Нос, кюн-флинна была слишком занята присмотром за рабами, но кюна Аста, вполне свободная от забот и суеты, велела скорее вести к ней купца. Гилли провел Рагнара в девичью. Хирдманов ему пришлось оставить в сенях, а два раба следом за ним внесли ларь.
— Гилли сказал, что ты привез хорошие ткани? — едва выслушав приветствие, воскликнула кюна Аста. — Это верно? Скорее покажи!
Скрывая улыбку, Рагнар стал развязывать кошель в поисках ключа. Нетерпеливая кюна напоминала девочку, которой обещана первая в жизни шелковая рубашка или платье из крашеного сукна.
Один из рабов поднял крышку, Рагнар откинул серый холст. Заглянув в сундук, кюна Аста ахнула, всплеснула руками да так и застыла, не отводя глаз от радужных переливов шелка. Рагнар нарочно велел поставить сундук возле окна, по случаю летнего тепла свободного от заслонок. Яркий луч солнечного света падал на шелковые свертки, и драгоценная ткань сияла золотистыми отблесками, краснее огня, зеленее травы. Розово-зеленые птички на голубой ткани трепетали тонкими крылышками, готовые взлететь. Так и хотелось накрыть их ладонью, удержать, но осторожно, чтобы не помять легчайших перышек. Желто- розовые цветы мягко кивали головками с лилового поля, их прозрачно-зеленые листья и стебельки качались от ветерка, врывавшегося в окно.
Кюна Аста едва переводила дух от восторга.
— Какая красота! — бормотала она. — Ах, какая красота! Фрейя и Фригг! Это волшебство!
Девушки, забежавшие с кухни и из кладовок глянуть на товар, столпились вокруг кюны, вздыхая и вскрикивая от восторга. Кюна протянула было руку потрогать шелк, и Рагнар испугался. Он не знал, как сплела свои заклятия кюна Хёрдис, и не воспылает ли любовью к Торварду первая женщина, которая коснется шелка. Как бы кюна Аста не полюбила Торварда! Эта мысль была Рагнару и смешна, и тревожна.
— Я рад, что тебе нравится, высокородная кюна!-поспешно сказал он, стараясь сдержать кашель. — Но я хотел бы, чтобы и кюн-флинна Вальборг тоже взглянула на мой товар.
— Ах да! Вальборг! — поспешно воскликнула кюна Аста и оглянулась по сторонам. — Труда, Ведис! Скорее найдите Вальборг! Я уверена, ей понравится! Это как раз то, что ей должно понравиться!
Кюна говорила так не потому, что хорошо знала вкус своей дочери — на самом деле они редко сходились во мнениях. Но ей самой так понравились блестящие золотистые шелка, что она и вообразить не могла, что кому-то другому они могут не понравиться!
Пришла Вальборг, одетая в обыкновенное темно серое платье с красной шерстяной тесьмой. Ее пушистые волосы были перевязаны через лоб тонким кожаным ремешком, чтобы не лезли в глаза, руки были белы от муки.
— Что случилось, матушка? — учтиво спросила она. — Зачем ты меня звала?
— Вальборг, посмотри, какая красота! — воскликнула кюна Аста, едва завидев дочь на пороге. — Это как раз то, что нужно для приданого! Ни на одной женщине я не видела таких прекрасных шелков! Все будут тобой любоваться! Это просто замечательно!
Брови кюн-флинны дрогнули, и это движение не ускользнуло от внимания наблюдательного Рагнара. Он впервые видел Вальборг и рассматривал ее с жадным любопытством, вполне простительным даже для старого воина. Ведь это была, быть может, будущая кюна фьяллей, жена его воспитанника Торварда, который был дорог ему не меньше, чем собственный сын Эйнар. И Рагнар не мог не признать правоты Халлада Выдры, который так ее расхваливал. Вальборг была очень красива, лицо ее говорило о незаурядном уме, о твердости нрава. Даже ее маленькие руки, испачканные в муке, пришлись по душе Рагнару и служили молчаливым упреком ее матери, которой, как хозяйке дома, более пристало бы заботиться о праздничном угощении конунга и гостей. Но руки кюны Асты были украшены десятком перстней, которые, конечно, помешали бы ей работать.
— Мама, разве нельзя было с этим подождать? — со скрытым недовольством сказала Вальборг. Ее раздосадовало то, что ее оторвали от работы ради такого пустяка. — Ты же знаешь, пора печь хлеб! Скоро уже пора идти в святилище, нельзя же все бросить на одних рабынь! Они съедят половину, пока будут готовить!
— Ну, не такие уж они у нас голодные, и Турида отлично за ними смотрит… — невнимательно отмахнулась кюна Аста. — Нет, ты только посмотри, какая красота! А я-то думала, что лучше меня никто не одевается! Умеют же где-то так делать! Говорят, такие ткани ткут какие-то волшебные пауки, что ли? — Кюна Аста вопросительно посмотрела на Рагнара, но он смог лишь почтительно улыбнуться и пожать плечами. Его трогало несоответствие почти детского простодушного восторга кюны Асты и серьезного лица ее юной красавицы дочери. Обе они чем-то нравились ему и уже казались родными, как будто этим двум женщинам, а не колдунье Хёрдис он служил тридцать лет.
Уступая уговорам матери, чтобы только скорее отделаться и снова идти на кухню, Вальборг подошла и заглянула в сундук. Брови ее медленно разгладились, лицо прояснилось. Рагнар перевел дух: кажется, ей все же понравилось. Ведь она — такая же женщина, как и все. Она красива и знает об этом; не может она остаться равнодушной к тому, что способно подчеркнуть ее красоту.
Вальборг подняла край передника и стала тщательно вытирать об него правую руку. Поняв ее намерение, Рагнар поспешно поднял один из свертков, ярко-голубой, как летнее небо, чутьем угадав, какой цвет кюн-флинна предпочитает всем другим, и развернул его. Не поднимая глаз, Вальборг прикоснулась к мягкому шелку, погладила его, легонько помяла в пальцах.
— Ах, какой мягкий! Легче пуха! — Кюна Аста немедленно последовала ее примеру, но Рагнар уже был спокоен.
— Наверно, ты дорого запросишь за такой шелк? — спросила Вальборг, впервые посмотрев на Рагнара.