На третий день Регинлейв уже почти не разговаривала с Торвардом, а только хмурилась. Ее синие глаза потемнели, как небо в грозу. Валькирии не знают усталости, она могла бы и не идти, а спокойно лететь над землей, минуя и болотную мокроту, и завалы буреломов, и овраги, и скалы. Но она же обещала Торварду провожать его на всем пути до цели! Регинлейв крепилась, твердо намереваясь сдержать слово, но Торвард видел, что ей это нелегко. Ее мучила не усталость, а унижение — ей, гордой Деве Битв, перелезать через полусгнившие бревна и мочить ноги в болотных лужах!

Торвард тоже был невесел. Оглядываясь вокруг, он не мог понять, каким образом отцу когда-то удалось провести здесь целое войско, дать несколько битв! А где жили квитты? Неужели в этих болотах? Через два дня Торварду уже казалось, что весь Квиттинг состоит из ельников и болот. Изредка им попадались на пути проплешины в лесу и заросшие ямы, но Торвард не мог вообразить, что перед ним площадки для тинга и остатки разрушенного жилья. За двадцать-тридцать лет следы человеческих поселений не могут исчезнуть полностью!

— Все это сады твоей сестры! — с тайным упреком говорила ему Регинлейв. — Это она сеет здесь ельник, она поднимает воду из-под земли! И гадюк она разводит! Смотри, вон какая поползла!

Торвард только вздыхал, не отвечая. Ему казалось, что, пробудь он еще немного в этих местах, сам станет покрываться коричневой еловой корой.

— Она где-то близко! — сказала Регинлейв утром на третий день. — Я ее чую. Она не хочет нам показываться. Боится. Но я все время чувствую, как ее противные желтые глаза смотрят на нас.

— Я тоже чувствую, — устало отозвался Торвард. — Только у нее зеленые глаза. Желтые у ее волка.

— Все равно! — досадливо отмахнулась Регинлейв. — Вот попадись она мне!

Но Дагейда была не так глупа, чтобы им попадаться. Благодаря Жадному она не мочила ног и не уставала, а следила за конунгом и валькирией издалека, не отставая, иногда опережая их. Утром третьего дня она была весела и ласково трепала Жадного по ушам.

— Как хорошо мы все с тобой сделали, мой серый! — шептала она, посмеиваясь про себя. — Они с самого рассвета идут туда, куда надо нам с тобой. А вовсе не туда, куда надо им!

Жадный с довольным видом наклонял голову и терся лбом о плечо хозяйки.

Около полудня Торвард вдруг опомнился и посмотрел на небо.

— Постой, Регинлейв! — окликнул он свою спутницу.

— Да я хоть вовсе никуда не пойду! — с досадливой готовностью ответила она и села на ближайший камень.

— Посмотри на дерево. Или на лишайник. Мне сдается, что мы идем вовсе не на север.

Регинлейв насмешливо фыркнула и отвернулась.

— Но мы же шли на север! На север, и больше никуда! — начиная злиться, воскликнул Торвард. Он злился на весь свет: на дорогу, которая опять, уже в который раз, заводила их не туда, на Дагейду, на мать, даже на Регинлейв. — Как будто сам север увернулся и оказался у нас сбоку, а не впереди!

— Север слишком тяжел и неповоротлив, чтобы перебегать с места на место! — ответила Регинлейв. — Тем более ради какого-то конунга!

— Может, он старается ради одной прекрасной валькирии! — съязвил в ответ Торвард. Увидев, что лицо Регинлейв вспыхнуло ярким румянцем возмущения, он поспешно добавил: — Ну не сердись на меня! Чем я виноват? Если тебе здесь надоело, оставь меня. Возвращайся в Валхаллу. Отец Ратей заждался тебя. Валькирии не к лицу бродить по болотам.

Регинлейв смягчилась.

— Я не могу тебя бросить — как видно, один ты и вовсе тут пропадешь. Лучше я сама посмотрю правильную дорогу.

Регинлейв соскочила с камня, бросила на него свой щит и копье и мигом взлетела в воздух. Ей, небесной деве, это не составляло никакого труда. Задрав голову, Торвард любовался ее свободным и стремительным полетом. Ее черные вьющиеся волосы кипели и струились по ветру, как крылья, она была похожа на черную звезду, загоревшуюся на бледно-голубом дневном небосклоне. Хоть иногда боги дарят смертным такое счастье — видеть подобную красоту небес. Но и расплата за нее нелегка — мало есть грузов тяжелее, чем неразделенная любовь. Разве что нечистая совесть да неоплаченный долг мести.

Регинлейв остановилась высоко над Медным Лесом, огляделась по сторонам, потом спустилась вниз. Торварду всегда хотелось при этом поймать ее на руки, но Регинлейв не любила таких вольностей. Она питала к Торварду добрые чувства, но не позволяла забыть, что он отнюдь ей не ровня.

— Я видела курган! — сказала она. — До него совсем близко, полдня пути. Полдня по этим топям и завалам. По хорошей дороге мы дошли бы втрое быстрее. Он там!

Она показала на северо-восток.

— А мы с самого рассвета шли на северо-запад! — добавила она. — Если бы мы сразу встали на верную дорогу, то уже были бы там!

Торвард вздохнул и стал собирать с земли свое оружие, которое сбросил, чтобы немного передохнуть. Каждый шаг по этим местам давался ему с трудом. Все время казалось, что какие-то маленькие, но цепкие лапки хватают за сапоги, мешают идти, и он все время топал ногами, стряхивая этих невидимых троллей. Но это мало помогало.

Солнце миновало уже четверть послеполуденного пути, когда Торвард снова попросил Регинлейв подняться и посмотреть, туда ли они идут.

— Я не удивлюсь, если нет! — хмуро ответила валькирия.

Поднявшись повыше, она увидела курган Торбранда на том же расстоянии и снова в стороне от их пути. В досаде она даже помедлила немного в воздухе, прежде чем вернуться к Торварду. Сколько времени они шли напрасно!

А Дагейда, из густых можжевеловых зарослей наблюдая полет валькирии, тихо засмеялась и бросила в Жадного синей можжевеловой ягодой. Через все разделяющее их пространство она чувствовала гнев и досаду валькирии и забавлялась всей душой.

— Она опять перебила нам дорогу! — сердито сказала Регинлейв. Валькирия спустилась так, чтобы можно было разговаривать, но не вставала на землю, а парила на высоте в два-три человеческих роста. — Я не пойду, я полечу над тобой. Если ты опять собьешься, я сразу увижу это!

— Что же ты раньше не додумалась! — не сдержавшись, воскликнул Торвард. Регинлейв обиженно дернула плечом и мгновенно взвилась вверх.

А Дагейда нахмурилась. Закусив губу, она нервно теребила в пальцах шерсть на загривке Жадного. Потом лицо ее прояснилось, она взобралась на ближайший коричневый валун, закрыла глаза и зашептала.

К закату солнца Регинлейв была совершенно выведена из себя.

— Так нельзя больше! — яростно кричала она, ударяя крепким кулачком в свой сияющий щит. — Эта мерзкая ведьма отвела глаза даже мне! Твой несчастный курган опять не прямо, а сбоку! Он как будто перебегает с места на место! Я каждый раз вижу его в другой стороне! Мы четыре раза повернули! И он опять, опять сбоку! И все так же далеко! За весь день мы не приблизились ни на локоть!

Торвард сидел прямо на земле, привалившись спиной к стволу ели. Прохладный мох казался ему удобнее и мягче наилучшей подушки из куриных перьев на почетном сиденье конунга. Ноги его почти онемели от долгой ходьбы, и чувствительности в них сохранилось ровно настолько, чтобы ощущать промозглую болотную сырость. Невидимые троллиные лапы так измучили его, что он уже не мог испытывать ни гнева, ни досады. Он думал и раньше, что путь к отцовскому кургану окажется трудным, но не такого он ждал. Самое неприятное — когда толком не можешь понять, что же мешает тебе дойти до цели. От этого отказывают ноги и опускаются руки.