Но под вечер бездумная легкость сытости растаяла, звериную голову, по злой воле богов сохраняющую человеческий разум, стали одолевать тяжкие, неведомые простым зверям мысли. С сожалением оставив нагретую лежку, оборотень поднялся, забросил полусъеденную тушу косули за спину и побежал туда, где ждал его привязанный Похвист и было сложено оружие. Еще не все дела завершены.

Разведя огонь, Огнеяр поджарил часть мяса впрок, а рогатину обильно обмазал кровью. Она поблескивала, довольная, а Огнеяр смотрел на нее и думал: что с ней теперь делать? Пока она с ним, ему не бывать волком. Ему вообще не знать покоя. В этот раз в руках Светела она не захотела бить. Но придет день — и она захочет. Теперь, когда он с ней знаком, ему не жить в покое, зная, что где-то в мире ждет его Оборотнева Смерть.

Покончив с косулей, Огнеяр переложил костер так, чтобы тот медленно горел всю ночь, и устроился спать на еловых лапах. Холод его не беспокоил, а даже помогал скорее заснуть. Огнеяр согласился бы терпеть в лесу лютую стужу, только бы не возвращаться к людям. Стылый лесной воздух казался ему сладким, потому что в нем не было ни малейшего запаха человека. Все его прежние мысли о судьбе князя и долге перед предками теперь казались глупостями, и Огнеяр с досадой гнал прочь воспоминания о них. Тому не бывать князем над людьми, кто сам не человек. А сейчас Огнеяр ощущал почти ненависть ко всему человеческому в себе, хотел бы выбросить человеческую половину своей сущности прочь и забыть о ней. Доделать то, что ему осталось, и — прочь из этого глупого, путаного, подлого мира людей.

Утром Похвист вывез его на берег реки. Оглядевшись, Огнеяр узнал Белезень. Отпущенный на волю жеребец вез его привычной дорогой многочисленных охот. Сейчас Огнеяру было все равно — Белезень так Белезень, — и он неспешно ехал вдоль высокого берега.

Внизу на льду затемнела широкая длинная промоина. Ветром поднимало легкий запах речной сырости, отличный от запаха снега, и сейчас он напоминал о весне. Огнеяр вспомнил вчерашнюю безлунную ночь и вдруг сообразил — да ведь сегодня первый день месяца сухыя, месяца, который на хвосте привезет в земной мир весну.

Придержав поводья, Огнеяр остановился над промоиной. Внутри обрамления из тонкого полупрозрачного льда темнела вода — живая, неспящая, бегущая и подо льдом, как само время. И как время, она не отдаст обратно то, что взяла. Огнеяр перевел взгляд на Оборотневу Смерть. Он знал, как тяжела священная рогатина — один гулкий всплеск, и ее не будет. Оборотнева Смерть уйдет из мира, и все оборотни смогут жить спокойно. И в первую голову он, для которого она была предназначена.

«Ты не имеешь права! — горячо возразил человек внутри него. — Не ты принес ее в мир, не тебе и погубить ее!»

«Если я не погублю ее, она погубит меня! — огрызнулся в ответ зверь. — Не сегодня, так завтра! У меня есть враги и будут еще! И однажды, в чьих-то руках, она захочет моей крови!»

«Она не твоя, чтобы ты был вправе решать ее судьбу!»

«Она моя — я взял ее в битве! Где бы она ни была — мне не знать покоя, пока она жива!»

Решительно соскочив с коня, Огнеяр снял с седла рогатину. Она зацепилась за ремень седельной сумки, тяжело повисла, не хотела поддаваться.

«Испугалась! — злобно подумал Огнеяр, раздраженно дергая ратовище. — Небось вспотела вся! Узнаешь, каково мне было!»

«Не посмеешь!» — вдруг прошипел прямо ему в уши сварливый женский голос. Огнеяр вздрогнул и резко оглянулся. Он был один на берегу, насколько хватало глаз. И он понял, что это говорит священная рогатина.

«Я на двести лет старше тебя, щенок! — с негодованьем продолжал голос. — Я ела таких оборотней, какие тебе и не снились! Руки у тебя коротки на меня!»

— Ах так! — вслух воскликнул Огнеяр и сильным рывком выдрал рогатину из петли. Опомнившись от удивления, он испытал сильный приступ досады и темной радости, что главный враг его наконец-то сбросил молчаливую невозмутимость и подал голос. — Вот ты как заговорила! Я не посмею! Сейчас увидишь, как я не посмею!

Крепко взяв рогатину за основание клинка, как за шею, Огнеяр стал спускаться по заснеженному крутому берегу к промоине. Он помнил о возможном коварстве рогатины и держал ее так, чтобы не напороться, даже если поскользнется и упадет.

— Сколько же ты оборотней сожрала! — бормотал он, внезапно ощутив себя мстителем за весь свой разношерстный, непонятный, несчастный род. — Отольется тебе их кровь! Что они тебе сделали, старуха! Хватит, наелась!

«Я ведь не тронула тебя! — истошно взвизгнула рогатина каким-то старушечьим голосом. — Я тебя пожалела, а ты, неблагодарный!»

— Ах, ты меня пожалела! — издевательски отозвался Огнеяр, остановившись возле самой промоины. — Зубы ты поистерла! Плохо тебя кормили там, где ты жила!

«Верни меня туда! — с проблеском надежды горячо взмолилась рогатина. — Сварог послал меня моему роду, а они продали меня, им плохо без меня, а мне плохо без них! Верни меня моим детям, и я клянусь Мировым Деревом и Небесным Огнем, что никогда не укушу, не царапну даже тебя, Огненный Волк, кто бы ни держал меня!»

Огнеяр остановился, пораженный. Огненный Волк было его истинное, тайное имя, которого не знал никто, кроме него самого и его матери. Его не открывают больше никому, потому что через тайное имя знающему чародею легко сжить со света любое существо, даже наделенное нечеловеческой силой.

— Откуда ты знаешь мое имя? — тихо спросил он, глядя на черный клинок, как в глаза собеседника.

«Я же Оборотнева Смерть! — с торжеством, к которому еще примешивалось легкое беспокойство, отозвалась рогатина. — Я знаю всех оборотней говорлинских земель, их имена, их судьбу, знаю о них все, что скрыто даже от самых мудрых чародеев».

— Вот так! — Огнеяр сел прямо на влажный пористый снег, положив рогатину рядом с собой. Вот что он, оказывается, держал в руках — хранилище судьбы всех говорлинских оборотней, сколько их ни есть. — Так ты и про меня все знаешь? Может, ты знаешь, кого я убить должен?

«Я знаю», — проскрипела рогатина.

— Говори, — потребовал Огнеяр. — А то утоплю, и клятв твоих мне не надо!

«Отвези меня домой! — потребовала рогатина в ответ. — В мой род, откуда меня взяли. Я зла на них — они меня продали за какую-то жалкую дань за десять лет! — но я к ним привыкла. Ведь это с ними я ходила на охоту все эти два века».

— Домой! — Огнеяр недоверчиво усмехнулся. — Ты, матушка, за дурака меня держишь! Да у тебя дома меня кольями встретят!

«Боишься?» — издевательски прошипела Оборотнева Смерть.

— А ты кто такая, чтоб меня попрекать! — Огнеяр вскочил на ноги, крепче сжал шею своей противницы и шагнул к промоине. — Ну и пропадай со всей твоей мудростью! Морок тебя пожри — я хоть спать буду спокойно!

Рогатина в ужасе заверещала что-то неразборчивое. Огнеяр поднял ее над промоиной, повернул, чтобы ловчее бросить, и вдруг вдали на другом берегу Белезени раздался волчий вой. Огнеяр замер с поднятой над головой рогатиной. Протяжный, заунывный вой Князя Волков разливался под тусклым серым небом, нагоняя тоску и страх на все живое и неживое.

«Любого оборотня! — вспомнилось Огнеяру. — Не важно, человеком или зверем рожденного. Я ведь не последний оборотень на свете. И если кто и заслужил клинок в брюхо, так это старый хромой пес. Я тебе попомню ту свадьбу!»

Снова взяв рогатину за шею, Огнеяр стал быстро взбираться по своему следу опять на берег, где остался Похвист. Слыша вой Князя Волков, жеребец беспокойно переступал копытами и тревожно ржал, призывая хозяина. Огнеяр снова укрепил Оборотневу Смерть на ремне возле седельной сумки, вскочил в седло и поехал вверх по берегу. Старый Князь вздумал повыть вовремя. Он напомнил Огнеяру, ради чего стоит сохранить жизнь Оборотневой Смерти.

Через два дня Огнеяр уже был неподалеку от займища Вешничей. По дороге он еще несколько раз заговаривал с Оборотневой Смертью, но рогатина не отзывалась. Обиделась, наверное. А может, она