послышался такой звук, словно рыгнул сам Гаргантюа, потом шипение, и над жерлом Большой Берты вырос столб пара толщиной с доброе дерево. Все громче шипя, струя продолжала вздыматься вверх, пока не рассыпалась брызгами, как фонтан. Град жгучих капель заставил нас с Джеки сломя голову обратиться в бегство. Если не считать того раза, когда меня преследовал разъяренный гну, я не припомню, чтобы мне когда-либо приходилось бегать с такой быстротой. Тяжело дыша, мы добежали до наших друзей, Крис и Джим прыгали от восторга, а Брайен, стоя рядом, гордо улыбался, словно это он самолично организовал извержение Большой Берты.

— Великолепно! — услышал я голос Криса сквозь шипение гейзера. — Просто великолепно! Лучше не придумаешь.

Мы с Джеки сели отдышаться на влажный камень; она смотрела на меня, я

— на нее.

— Ах, как я вам завидую, мистер Даррелл, — сказала Джеки. — У вас такая интересная жизнь.

— Да-да, сплошные удовольствия и сюрпризы, — отозвался я, вытирая лицо и чиркая отсыревшей спичкой, чтобы прикурить.

— Не понимаю, чем вы недовольны, — заметил Крис. — Вы же были совсем в стороне.

— Не в этом соль, — ответил я. — Ты меня заверил, будто эта пакость извергается только раз в сто лет. Представь себе, что я из мальчишеского озорства встал бы как раз над отверстием. Вот была бы клизма — второй уже не понадобится…

Пока Крис и Джим снимали Большую Берту в самых различных ракурсах, мы с Джеки еще немного полюбовались грязевыми озерами. Наконец съемки были закончены, мы уложили аппаратуру и выбрались из долины. Наверху я остановился и на прощание еще раз поглядел на смятые, искореженные пласты, на столбы шипящего пара, на лоснящиеся грязевые озера. Все тонуло в плотной завесе тумана, вызванного извержением Большой Берты. Чем-то эта картина напоминала рисунки Гюстава Доре, и я бы не удивился, если бы из-за скалы вдруг вышел динозавр и спустился к грязевому озеру, чтобы искупаться.

Переночевав в Роторуа (вопреки мрачным предсказаниям Джима, никто из нас не сварился в постели), мы на следующий день покатили дальше в сторону Веллингтона, расположенного на самом юге Северного острова.

Минул час, за ним другой, нам уже надоело кричать «Смотрите!» и видеть все одних только зябликов да завирушек, когда Брайен наконец свернул к большому тихому озеру, на берегах которого высились могучие деревья, и здесь мы впервые увидели новозеландских птиц. Разумеется, и тут не обошлось без полчищ черных лебедей, но на этом озере они еще не успели полностью вытеснить коренных обитателей. Вооружившись камерами и биноклями, мы живо выскочили из лендровера. Каждый занялся своим делом: Крис и Джим снимали, а Джеки, Брайен и я вели наблюдения за птицами, причем Брайен называл нам виды и коротко рассказывал об их образе жизни и распространении.

Самыми многочисленными и самыми красивыми были новозеландские огари, или, как их еще называют, райские утки. Несколько пар этих птиц добывали себе корм на мелководье в каких-нибудь десяти метрах от нас. Удивительно, до чего непохожи друг на друга самец и самка; на первый взгляд казалось даже, что перед нами представители двух разных видов. Селезень: голова, шея и грудь черные с блестящим отливом, спинка тоже черная, но с тонкими белыми полосками, живот ярко-рыжий, также расписанный белыми полосками. Утка: спинка черная в белую полоску, грудь и живот рыжие с белыми полосками, голова и шея чисто белые. Я впервые видел этих очаровательных уток и сначала принял более нарядную самку за самца, пока Брайен не просветил меня. И все-таки странно, что утка окрашена ярче селезня — как-никак, ей принадлежит опасная обязанность высиживать яйца, когда, казалось бы, особенно важен камуфляж.

Вторым по численности новозеландским видом, представленным здесь, были новозеландские чернети. Но они держались куда осторожнее, ходили стайками вдалеке от берега, и мы только мельком, да и то в бинокль, видели этих небольших, ладных птиц с коротковатым тупым клювом. Плавали чернети быстро и как-то воровато. Голова и шея у них были черные с пурпурным отливом сверху и зеленым снизу, и видимая часть тушки выше «ватерлинии» тоже черная. Этот мрачноватый наряд красиво оттенялся белой полоской на крыле, серо-голубым клювом и ярко-желтыми глазами.

Проведя на берегу озера несколько приятных часов, мы снова уселись в лендровер и доехали до Веллингтона. Здесь нас разместили в гостинице, которая, как и все новозеландские гостиницы на нашем пути, буквально во всех отношениях оставляла желать лучшего. Уж очень разителен был контраст с искренним, неподдельным радушием, с каким нас встречали повсюду.

На следующий день мы встали рано утром и отправились к морю. Брайен настоял, чтобы мы, прежде чем покинуть Северный остров, непременно побывали в птичьем заповеднике Капити. Устав от моего брюзжания по поводу неизменных скворцов и дроздов, он поклялся, что там я увижу типичных представителей пернатых Новой Зеландии.

Наш лендровер остановился около песчаного пляжа, окаймленного небольшими бурунами. Прямо перед нами лежал длинный горбатый островок, поросший густым лесом. В бледном утреннем свете Капити казался темным и угрюмым, в нем не было ничего притягательного. Джим посмотрел на курчавые волны и смерил взглядом расстояние до острова.

— А как мы туда попадем? — нервно спросил он. — Вплавь?

— Нет-нет. Джордж Фокс, смотритель заповедника, придет за нами на катере, — ответил Брайен и поглядел на часы. — Он будет с минуты на минуту.

Мы выгрузили аппаратуру и расположили ее на берегу, приведя в боевую готовность. Наконец от острова отделилась маленькая точка и запрыгала по волнам в нашу сторону. Джим с растущей тревогой следил, как лихо скачет лодка.

— Меня укачает, — объявил он замогильным голосом.

— Вздор, — возразил Крис. — Разве это волна? И вообще, тут так близко, что тебя просто не успеет укачать.

— В армии меня однажды укачало на грузовике, когда мы переправлялись через Рейн, — важно сообщил Джим.

На короткое время воцарилась тишина, все переваривали это необычайное заявление.

— Я не хотел бы показаться глупее, чем я есть, — осторожно заметил я, — но мне непонятно, как это может укачать на грузовике при переправе через Рейн? Может быть, ты переправлялся на амфибии?

— Нет, — объяснил Джим, — мы ехали по понтонному мосту. И мост качался вверх-вниз, вверх- вниз.

— Ну?.. — нетерпеливо воскликнул Крис.

— Ну и меня укачало, — смиренно сказал Джим.

Я пожал ему руку.

— Горжусь — горжусь знакомством с храбрецом, который пересек реку на грузовике по понтонному мосту, невзирая на морскую болезнь. Теперь понятно, почему мы выиграли войну.

Тем временем катер проскользнул через полосу прибоя и с легким хрустом врезался килем в песок. Из крохотной рулевой рубки выбрался человек, прыгнул через борт и зашагал по воде к нам. Невысокого роста, плечистый, смуглое обветренное лицо и ясные голубые глаза… Это и был Джордж Фокс. Поначалу он показался мне замкнутым и неразговорчивым, но потом я убедился, что Джордж далеко не со всеми таков. Просто за последнее время в птичий заповедник зачастили натуралисты, и большинство из них не отличалось учтивостью. Неудивительно, что он подозрительно встречал каждую новую партию любителей природы и киношников, пока не узнавал их ближе.

Лодка весело ринулась вперед, спеша одолеть те восемьсот метров, что отделяют Капити от Большой земли. Джим сидел в рулевой рубке, и на его угрюмом лице было написано недоброе предчувствие. Однако мы добрались до маленькой пристани прежде, чем с ним успело случиться что- нибудь страшное.

Вблизи остров выглядел еще неприветливее. Из моря вздымались крутые скалы, отороченные глухим и пустынным на вид темно-зеленым буковым лесом. Мы выгрузили аппаратуру, втащили ее по узкой тропе наверх, вошли в густой сумрачный лес и тотчас услышали барабанную дробь.

Можно было подумать, что какой-то пигмей, спрятавшись в зарослях слева от нас, тихонько что-то