которого парень из старшей группы за обедом отнял компот – и выпил. Глупо, обидно и некому пожаловаться.

– Винтовку сами собирали? – между тем осведомился киллер.

Дмитрий Олегович смог только кивнуть.

– Я вас поздравляю, – объявил Сорок Восьмой. – Первый раз вижу, чтобы кто-то додумался привинтить оптический прицел на место глушителя.

Нежданно-негаданно пригодилась последняя пара наручников: ими к трубе в Главной комнате наскоро приковали самого Курочкина. В самом дальнем углу, чтобы не мешал. Приковывая Дмитрия Олеговича, киллер вел себя почти вежливо, зато господин Птахин, наоборот, проявил мелкую мстительность натуры и торопливо засадил Курочкину по уху.

Свой удар возмездия респектабельный Птахин сопроводил визгливым «Сволочь!» и двумя непечатными словами. Несмотря на все разговоры о Голливуде и таинствах кинобизнеса, Шеф показал себя обыкновенным советским начальником-самодуром. Рассуждая логически, он должен был сперва наказать своих двух подручных за халатность. Однако те были далеко в туалете, а Дмитрий Олегович – здесь и прямо под рукой.

Обо всем этом Курочкин успел подумать, пока металлический браслет защелкивали на его руке.

Вторая рука оставалась свободной, но ею ни до чего невозможно было дотянуться.

– Быстрее, быстрее! – лихорадочно торопил господин Птахин Сорок Восьмого. Тем не менее в поведении киллера не чувствовалось и намека на суету или нервозность.

Дмитрий Олегович впервые в жизни наблюдал за работой профессионального снайпера и не мог не оценить точной выверенности каждого жеста, малейшего движения. Как будто где-нибудь внутри человека в спортивном костюме с цифрами 4 и 8 вдруг заработала и начала стремительно набирать обороты некая машина для совершения убийства, превращая глаза – в окуляры, а сердце – в пламенный мотор. Сорок Восьмой наверняка стоил тех денег, которые ему платили заказчики.

Сначала киллер захлопнул лежащий на двух табуретках продолговатый зеленый ящик, где прежде хранилось разобранное оружие, и тщательно протер крышку белым носовым платком. Платок почернел, крышка посветлела.

– Ур-роды, – весело пробормотал снайпер. – Просил же, чтобы ни пылинки!…

Он сложил платок вдвое, еще раз прогулялся им по поверхности крышки, после чего вновь проверил чистоту – уже с помощью указательного пальца. Видимо, состояние пальца его удовлетворило.

– Другое дело, – сказал он.

Затем Сорок Восьмой разом свел на нет долгую кропотливую работу Курочкина, превратив винтовку обратно в груду поблескивающих металлом запчастей и аккуратно разложив детали на импровизированном столе. Вся процедура разборки заняла у него лишь несколько секунд, не больше. Насвистывая себе под нос, киллер поколдовал над запчастями. Казалось, он почти не притрагивался к ним, однако детали словно бы подчинились его пассам и само собой образовали единое целое. То, что далось Курочкину с мучительным трудом, Сорок Восьмой совершил просто шутя и играя. К тому же – быстро и бесшумно. Даже патроны у него входили в магазин без малейшего щелчка.

Выполнив норматив по сборке-разборке оружия, киллер бережно приставил винтовку к одному из табуретов, огляделся по сторонам и взял с подоконника уже знакомые Курочкину листки с красными и синими стрелками. «Кто их там оставил?» – мысленно возмутился Дмитрий Олегович, но затем припомнил, что именно он и оставил. Не думая о последствиях.

Изучению схем Сорок Восьмой посвятил секунд пятнадцать, потом небрежно бросил бумажки на пол. Листки с разноцветными стрелками разлетелись по комнате. Некоторые из них упали у ног господина Птахина.

– Порядок, – произнес киллер. – Траектория, точки схода… Годится.

Шпингалеты на окне подчинились его ласковому нажиму так же легко и безмолвно, как и до этого – патроны в магазине. Обе створки распахнулись наружу, тоже не издав при этом ни звука. Потом тишина разом иссякла: Москва влилась в комнату через открытое окно и тотчас наполнила все помещение приглушенным гулом городского прибоя. Впрочем, здесь, на восьмом этаже, город не слишком досаждал своим присутствием – точно воспитанный ребенок, привыкший не очень шуметь в присутствии взрослых.

– Умничка, – похвалил Москву киллер и, щедро послюнив свой мизинец, выставил его в окно. Ненадолго, секунды на полторы. Потом вернул обратно.

Должно быть, мизинец принес Сорок Восьмому хорошие новости с улицы.

– Славно-славно, – негромко хмыкнул киллер. – Скорость, направление ветра… То, что надо.

Он вновь раскрыл зеленый ящик, извлек оттуда кусок губчатого пенопласта странной формы и водрузил его на подоконник. Кусок больше всего был похож на абстрактную скульптуру. Не успел Курочкин удивиться, как Сорок Восьмой легонько прижал скульптуру большим пальцем – строго посередине. Пенопласт тихонько пискнул, поддался, и Дмитрий Олегович неожиданно увидел на месте никчемного пенопластового кома самую настоящую подставку для ствола.

– Отлично, – похвалил киллер сам себя, а может, и подставку.

Стоящий поодаль господин Птахин внезапно издал короткий и нервный вопль, как будто ему с размаху наступили на ногу.

– Что еще там? – недовольным тоном спросил Сорок Восьмой, бережно укладывая ствол винтовки в гнездо на пенопластовой подставке.

– Время… – страшным шепотом проговорил Шеф «Кинорынка», уставившись на циферблат. – Время уже вышло…

Дмитрий Олегович в своем углу вытянул шею и сумел разглядеть цифры на электронных часах. Действительно, срок истек! Часы уже показывали пятнадцатую секунду после времени «Ч», шестнадцатую, семнадцатую, восемнадцатую…

– Все пропало! – простонал господин Птахин.

– Все пропало! – не без злорадства подтвердил прикованный Курочкин из своего угла. – Кончилось ваше время.

Спина Сорок Восьмого осталась равнодушной к этим воплям печали и радости. Похоже, киллер вовсе не собирался складывать оружия. Он даже не обернулся на звук.

– Заткнитесь вы, оба, – хладнокровно посоветовал он – Ничего не пропало.

– Но время… – с растерянностью в голосе проговорил Шеф «Кинорынка». – Я точно знаю, американцы не опаздывают. Первая заповедь Голливуда…

– Не знаю, как в Америке и тем более в Голливуде, – спокойно перебил его Сорок Восьмой, ни на миг не отлипая от оптического прицела. – Но у нас всегда и все опаздывают. Хоть русские, хоть американцы. Даже японцы… Климат у нас такой, что ли? Я одного француза часов шесть ждал, такого пунктуального. В Одессе дело было. Придет в четыре, – сказал мне заказчик. Восемь, девять, десять…

Радость в душе Курочкина мигом испарилась.

Господин Птахин, напротив, воспрянул духом, не перестав при этом сомневаться.

– А вы его не пропустите? – поспешно спросил он у спины Сорок Восьмого. – Вы его увидите? Заметите?

– Появится – замечу, – лаконично отозвался киллер, по-прежнему глядя в прицел. – Не суетитесь. Появится клиент, я его сделаю… Ага. Вот, кстати, и он. Надо же, почти вовремя… метров пятьдесят до первой точки схода… Ну и толпа!

– Но ведь вы не промахнетесь? – Шеф «Кинорынка», не вняв совету киллера, суетился и чуть ли не пританцовывал на месте. – Вы попадете?

Даже у Сорок Восьмого терпение все-таки было не железным.

– Будете говорить под руку, я вам еще накину коэффициент, – сурово пообещал он. – За работу в присутствии заказчика.

Господин Птахин сразу заткнулся. Теперь он просто приплясывал от нетерпения, стараясь как- нибудь, бочком, тоже выглянуть в окошко.