Голливуде… Точь-в-точь, как потом Кортасар описал, только он везде называл Мэрилин Глендой, чтобы не судиться с «Юнайтед артистс»… Результат известен.

– Поподробнее, – приказал Курочкин.

– Господи, да я там не был, мне тогда тринадцать лет было… Откуда мне знать подробности? – разнылся Шеф «Кинорынка». – Только в общих чертах. Парни, нанятые Бродкастингом, накачали ее снотворным, а потом все свалили на цэрэу… Готово! Мученица-блондинка, общий плач по всей стране, на каждой ретроспекции – полные залы. Красиво сделали.

Через двадцать лет Натали Вуд отыграли гораздо топорнее… Ну, все?

– Не все, – упрямо возразил Курочкин. – Вы сказали про Натали Вуд…

С каждым оборотом секундной стрелки господин Птахин проявлял все большую и большую нервозность. Вместо короткого отеческого напутствия (согласно контракту) он вынужден был зачем-то давать свидетельские показания по делам минувших дней. Что характерно, по чужим.

– Бог ты мой! – едва ли не простонал он. – Ну, это все очевидные вещи, азбука кинопроката. Живые звезды – привереды, а мертвые на все согласны и ни с чем не спорят… Конечно, Натали Вуд не сама вдруг так утонула с бухты-барахты! Конечно, была проведена предварительная работа, и прокатчики «Вестсайдской истории» имели к тому отношение. Но что вы хотите? Бизнес есть бизнес! Нельзя ведь было делать ремейк, пока первый состав не впечатаешь в историю золотыми буквами. Уайзу еще крупно повезло, что он сам уцелел. Я слышал, что и из него хотели делать памятник… Так принято в кино, понимаете?

– С трудом, – откликнулся Курочкин. Ему очень хотелось бросить чертову винтовку и сломя голову бежать отсюда прочь. Но делать этого было пока нельзя: стрелка еще не завершила своего бега.

– Вы романтик, я смотрю, – с раздраженным удивлением проговорил господин Птахин. – Для человека вашей… м-м… вашей специальности это большая редкость. Мир кино красив только издали, когда ты в зрительном зале. А я уже лет двадцать как внутри… Вы же привыкли к своей работе? Вот и мы все привыкли…

– …к убийствам, – уточнил Дмитрий Олегович. Его неприязнь к Шефу возрастала с быстротой перемещения стрелки. По привычке он попытался представить Птахина в гробу, однако представленная картинка его ничуть не огорчила.

– Ой, только вы-то мне мораль не читайте! – досадливо скривился Птахин. – Можно подумать, вы сами зарабатываете на жизнь разведением кроликов!… Да, пусть к убийствам, если вам так нравится это слово. Се ля ви, как говорил покойный Патрик Дэвер. Кстати: думаете, Патрик покончил с собой?

Черта с два, с чего бы ему! Более чем уверен, это «Гомон» постарался – чужими руками, ясное дело… В мире кино случайно умирают одни неудачники, а гибель звезды всегда срежиссирована. Кто устроил инфаркт старику Лугоши? Эд Вуд, естественно. Кто организовал катастрофу Хэмфри Богарту в 57-м? Братцы Уорнеры, это очевидно! На съемках «Сумеречной зоны» погибает Вик Морроу. Несчастный случай? Страховая компания уверяет, что да. Бедняжка Дженифер Джейсон Ли уверена до сих пор, что нет. И правильно, между прочим… А Ривер Феликс? В «Темной крови» решили сменить состав, но не платить неустойку. Дешевле было сделать парню сердечный приступ… Полагаете, Бринер скончался от рака? Ха, его рак назывался ку-ра-ре. А вся история с этими каратистами, папой и сыном? В 73-м из-за папочки перессорилась большая четверка – «Юниверсал», «Фокс», «Парамаунт» и «Коламбия», и кто-то из них решил: пусть, мол, не достается никому, по справедливости. Посмертный дивиденд всегда делить легче, чем прижизненный… С Брэндоном была совсем другая проблема – «Ворон» уже в проекте горел синим пламенем. Но когда юниора культурно пристрелили на съемочной площадке, кино удалось раскрутить на ура, я сам свидетель… А Тони Кинг? А Годунов? А черно-белая парочка Джуди и Майк Гриффиты? Сам Эдди Мерфи в 95-м был почти на волоске: на съемках «Бруклинского вампира» из засады убили дублера. Ошибочка вышла. Кому-то, видно, показалось, что Эдди уже выходит в тираж и надо побыстрее наваривать на покойнике…

– Гнусность, – с отвращением сказал Курочкин.

– Скорее глупость, – не согласился Шеф «Кинорынка». – Ложная тревога. Эдди пока еще рано списывать, он еще ого-го!…

– Я не об этом, – морщась, произнес Дмитрий Олегович. От обилия знаменитых мертвецов его уже мутило. Господи, а он-то всегда думал…

Сначала Птахин даже не понял, о чем речь. Потом все-таки сообразил.

– Издержки производства, – быстро заявил он. – Издержки. Актерская слава – нежный товар: цена высокая, сохранность плохая. Спасение в целлулоиде, раз – и на века! Своевременная смерть героя есть лучшая гарантия его бессмертия… А долгая земная жизнь господам артистам только во вред. Проходят они ее до половины, и уже темно, как лесу. Данте, «Божественная комедия».

– Комедия? – машинально переспросил Курочкин. Данте он не читал.

– Комедия или трагедия, – отмахнулся Шеф «Кинорынка». – Не помню… Ну, теперь-то вы начнете готовиться к акции? Десять минут осталось, давайте, поторопитесь, время идет. Они ведь уже совсем близко, а у вас здесь даже окно не открыто…

– Успеем, – твердо сказал Курочкин. – Вы забыли сообщить о самом главном. О Брюсе Боуре. Зачем вам его убивать?

На лице господина Птахина возникла крайне неприязненная гримаса.

– Это уже чересчур, – злобно проговорил он. – Вы киллер или прокурор? Почему это я должен вам обо всем…

– Потому, – Дмитрий Олегович собрался с силами и поднял тяжелый ствол прямо на уровень птахинского лба. – И учтите, своевременная смерть кинопрокатчика есть лучшая гарантия…

Шеф «Кинорынка» дрогнул. Киллер, им нанятый, оказался человеком опасно непредсказуемым.

– Пожалуйста, – кислым тоном произнес он. – Правда, это наша кухня… Но если вы настаиваете…

– Настаиваю, – кивнул Дмитрий Олегович и немного приспустил винтовку. До уровня птахинской селезенки.

– Все проще простого, – все с той же недовольной миной объяснил господин Птахин. – Мы купили десять картин с его участием, еще полгода назад. Но теперь, похоже, мистер Боур закатывается. Через месяц сериал про шерифа пройдет, и кумир лопнет. Медлить нельзя. Его три последних фильма вылетели из топ-десятки за неделю. За неделю! Такого еще не бывало… Остается единственный способ подогреть интерес к нему. Вы знаете, КАКОЙ ИМЕННО. Скорбь по Брюсу Боуру даст нам отличные сборы. Он просто ОБЯЗАН умереть.

– Погодите-ка, – удивленно сказал Курочкин. – Но я только сегодня слышал… – Он хорошо помнил выступление заэкранного комментатора с телевидения про большие брюсовские доллары.

– Пропаганда, – криво усмехнулся Шеф «Кинорынка». – Суммы сборов еще ничего не значат. К тому же они считали по первой неделе, когда картины еще держались в десятке. Известная уловка. Этим можно обмануть кого угодно, но не профессионала.

– Но его популярность… – Дмитрий Олегович по-прежнему не мог понять, отчего так быстро господин Птахин сбрасывает кумира со счетов.

– Блеф, – отрезал безжалостный прокатчик. – Да будет вам известно, господин снайпер, что режиссер Крис Твентино на днях отказался снимать Боура в своем новом фильме. Сперва хотел, потом передумал. А уж у Криса на удачу нюх потрясающий, из десяти он выбивает десять. И раз он ТАК поступил, для меня это – последний звонок… Ясно?

– Ясно, – кратко ответил Курочкин.

– Так чего же вы ждете? – Шеф «Кинорынка» в нетерпении уже переминался с ноги на ногу, словно первоклассник в ожидании звонка на перемену. – Ради бога, поворачивайте свое ружье к окну! Семь, только семь минуточек у нас осталось… Не подведите! Дмитрий Олегович не сдвинулся с места.

– Ну, не дурите, – запричитал господин Птахин. – Другого случая может не быть, и тогда я погорел… Идите к окну, у вас контракт! Неужели вам жалко этого скандалиста, бабника, этого мерзкого плейбоя?! Ну!…

Курочкин посмотрел на электронные часы. До теракта оставалось всего ничего – чуть больше шести минут. Финита ля комедия. Покушение уже точно не состоится.