Бухгалтер я или кто?

Вопрос не требовал ответа. На беду Курочкина, жена была знающим бухгалтером. Не доверяя мужу сдачу, она выдавала денег на покупку тютелька в тютельку. Заначка исключалась.

– Возьмешь самых дешевых, понял? – между тем инструктировала супруга. – Все равно в пирог. Если в ближайшем магазине нет, пойдешь в другой, на Автозаводской! И не вздумай покупать у кавказцев. У них – зверские цены и вообще… Подозрительные типы, по глазам видно. Недаром их милиция гоняет.

В отличие от жены, Курочкин ничего против кавказцев не имел. Люди как люди. В другое время он бы рискнул осторожно поспорить с Валентиной. Но не сейчас. Сейчас важнее было, пока не поздно, пресечь на корню идею с пирогом и таким образом избежать культпохода к Терехиным.

– Видишь ли, Валечка, – осторожно проговорил Дмитрий Олегович. – Я, разумеется, могу сходить в магазин, но… У яблок в конце октября есть одно неприятное свойство…

– А что такое? – мигом насторожилась жена. Только лишь в одной области домашнего хозяйства она более-менее доверяла мужу. Особенно после того случая, когда импортное масло, заранее при помощи трех химтестов признанное Курочкиным несвежим, таковым же и оказалось на вкус. Последнее, кстати, обнаружилось лишь в тот момент, когда с конвейера сошел пятидесятый бутерброд для масштабного юбилея директора издательства, главного начальника Валентины по службе.

– Серотонин, – с озабоченным видом обронил Курочкин. – Самый опасный из биогенных аминов, и как раз в эту пору активно накапливается в яблочной мякоти…

Дмитрий Олегович не обманывал жену, только слегка преувеличивал. Серотонин был действительно довольно вредным для человека природным токсикантом, однако лишь в том случае, когда человек умудрился бы в один присест слопать килограммов десять свежих яблок. Правда, до этого у него был бы максимальный шанс пострадать от обычного расстройства желудка.

– И на что влияет этот твой серый танин? – наморщив лоб, принялась допытываться супруга.

Курочкин с трудом подавил желание соврать, будто бы этот токсикант очень вреден при остеохондрозе. Остеохондроз в кратком списке Валентининых хворей занимал почетное первое место, а жена очень уважала свои болезни. Увы, крупное вранье в профессиональной области было для Курочкина непереносимо.

– Вещество обладает сосудосуживающим эффектом, – отчеканил он как по писаному.

Валентина задумалась. Отказываться от идеи серебряно-свадебного пирога для Терехиных ей очень уж не хотелось.

– Ничего, – решила она, наконец. – От яблок еще никто не умирал. Добавим к этому продукту еще бутылочку коньячку из моих запасов – и полный порядок. Танин этот твой сосуды сужает, коньяк расширяет. Так на так выходит… Давай-ка двигай в магазин.

Курочкин про себя чертыхнулся, но поздно: жена все-таки приняла решение, теперь ее и трактором не сдвинешь. Нечего и пытаться. Через полминуты он уже топтался у двери, почти смирившийся со своей участью.

– Не позже двух чтобы был дома, – напутствовала Валентина. – Иначе пеняй на себя.

– У меня, между прочим, часы сломались, – пробормотал Курочкин в последней отчаянной попытке уцепиться за порог родной квартиры.

– Будешь спрашивать время у прохожих, не маленький, – пресекла жалкое подобие бунта супруга. – Хотя… Ну-ка, подожди! – Валентина скрылась в своей комнате и вскоре вернулась оттуда с будильничком в руках. Курочкин и опомниться не успел, как древний бабушкин агрегат на двух с половиной камнях был с помощью желтой ленточки прилажен у него на груди. Дмитрий Олегович сразу ощутил себя коровой, которой только что повесили на шею колокольчик. «Это уже слишком! – решительно подумал он. – Я – кандидат медицинских наук, а не какая-нибудь буренка!»

– Я… – протестующе начал было Курочкин. И тут же заметил, что жена мрачно изучает белое пятно Мадагаскара на его брючине. – Я… пошел, – торопливо произнес фармацевт и, не дожидаясь лифта, поскорее зашлепал вниз по лестнице. На каждой ступеньке будильничек больно барабанил по груди, словно второе сердце, наспех пришитое дурными хирургами снаружи.

– Потеряешь деньги – лучше домой не приходи! – донеслось ему вслед. Металлические карманы почтовых ящиков, науськанные голосом Валентины, прогудели Курочкину нечто невнятное, но грозное.

«Чтоб вам заржаветь, сволочам! – про себя посулил ящикам Дмитрий Олегович, крепко сжимая купюры в кулаке (угрожать жене он не рискнул бы даже мысленно). – Не надейтесь, железные гады, не потеряю!»

И, действительно, деньги Курочкин не потерял. Зато очень быстро лишился покупки.

Произошла эта маленькая трагедия в двух шагах от продмага, безуспешно борющегося за звание супермаркета. Стоило Курочкину загрузить в пакет два килограмма честно приобретенных яблок – рябых, неопрятных на вид и фантастически дешевых, – как Дмитрий Олегович расслабился, утратил бдительность и моментально расплатился за свое легкомыслие.

Серая иномарка, наплевав на зеленый глазок светофора, вынырнула откуда-то сбоку в ту самую секунду, когда Курочкин дисциплинированно переходил дорогу, обнимая двумя руками яблочный пакет. Навряд ли водитель иномарки имел намерение поиздеваться над неуклюжим пешеходом или тем более – на него наехать. Очевидно, что он просто упустил время и бибикнул только тогда, когда у пешехода осталось всего одна возможность спасти свою неуклюжую жизнь: резко отпрыгнуть в сторону, на тротуар.

Курочкин отпрыгнул и спас себя, но не яблоки. Два десятка рябых кругляшей весело просыпались на проезжую часть и тут же погибли под колесами грузовиков и легковушек, выпущенных на свободу замигавшим красным огоньком. Раз – и вместо купленных фруктов образовалась только желтая кашица на асфальте. Курочкин тупо проследил, как серая автомашина – виновница его несчастья – проехала еще метров триста, свернула на боковую улочку и затем скрылась в подворотне рядом с магазином игрушек «Буратино».

– Мужчина, не у вас яблочко упало? – поинтересовалась проходящая мимо дама в песочного цвета плаще. Тут только Курочкин заметил, что к ногам его подкатился одинокий кругляш. Самый маленький, сморщенный и пятнистый. Дмитрий Олегович сосредоточенно поднял последнее яблоко, осмотрел его и прицельно метнул в ближайшую урну. Туда же через секунду отправился скомканный пакет. Ситуация складывалась почти безнадежная. Денег больше не было, яблок для жениного пирога – тоже. Курочкин представил себе, как сейчас вернется домой. Как пролепечет Валентине, что купленные фрукты стали жертвой дорожно-транспортного происшествия. Как услышит в ответ тысячекратно слышанное от супруги презрительное словечко «обалдуй». На мгновение он пожалел, что успел отпрыгнуть слишком резво: лежал бы сейчас на дороге в окружении прохожих и не вызывал ничего, кроме сочувствия. А лихач из серой иномарки, уже арестованный нашим лучшим в мире ГАИ-ГИБДД, весь в слезах и соплях давал бы показания строгому, но справедливому автоинспектору… На этом месте Курочкин стреножил похоронные фантазии, сообразив, что переборщил. Справедливый автоинспектор – это уже чересчур.

Дмитрий Олегович машинально улыбнулся своей невероятной выдумке и обрел, наконец-то, возможность рассуждать логически. Кроме самого простого и неприятного варианта номер 1 – вернуться домой и покаяться, – существовал ведь и вариант номер 2 – добыть где-нибудь необходимую сумму денег и закупить яблоки вторично. Правда, нигде поблизости не проживал никто из знакомых, у кого можно было бы конспиративно занять. А соседи, одолжившие бы, пожалуй, такую малость непьющему фармацевту из второго подъезда, не удержались бы и настучали жене. Тогда вышло бы еще хуже. Курочкин с налету отверг идеи продать что-нибудь из одежды, пристроиться на углу просить милостыню или ограбить банк, а затем ему в голову вдруг явилась мысль – простая, как и (по слухам) все гениальное. Да почему, собственно, он, Курочкин, должен чего-то изобретать? Пусть-ка раскошелится водитель сволочной иномарки, человек наверняка не бедный. Кроме того, Дмитрий Олегович слышал штук десять анекдотов про новых русских, которым де свойственна этакая купеческая щедрость. Вдруг автоводитель великодушно признает вину, войдет в положение?

Рассуждая таким манером, Курочкин за пять минут повторил маршрут иномарки, добрался до магазина «Буратино», вошел в подворотню и уже приготовил на лице соответствующую моменту гримасу – то ли решительную, то ли обиженную.

Серая иномарка и впрямь оказалась там: в тихом и безлюдном внутреннем дворике. Одна боковая