М. М. Чичагову.Как собака на цепи тяжелой,Тявкает за лесом пулемет,И жужжат шрапнели, словно пчелы,Собирая ярко-красный мед.А «ура» вдали, как будто пеньеТрудный день окончивших жнецов.Скажешь: это — мирное селеньеВ самый благостный из вечеров.И воистину светло и святоДело величавое войны,Серафимы, ясны и крылаты,За плечами воинов видны.Тружеников, медленно идущихНа полях, омоченных в крови,Подвиг сеющих и славу жнущих,Ныне, Господи, благослови.Как у тех, что гнутся над сохою,Как у тех, что молят и скорбят,Их сердца горят перед Тобою,Восковыми свечками горят.Но тому, о Господи, и силыИ победы царский час даруй,Кто поверженному скажет: — Милый,Вот, прими мой братский поцелуй!
Венеция
Поздно. Гиганты на башнеГулко ударили три.Сердце ночами бесстрашней,Путник, молчи и смотри.Город, как голос наяды,В призрачно-светлом былом,Кружев узорней аркады,Воды застыли стеклом.Верно, скрывают колдунийЗавесы черных гондолТам, где огни на лагуне— Тысячи огненных пчел.Лев на колонне, и яркоЛьвиные очи горят,Держит Евангелье Марка,Как серафимы крылат.А на высотах собора,Где от мозаики блеск,Чу, голубиного хораВздох, воркованье и плеск.Может быть, это лишь шутка,Скал и воды колдовство,Марево? Путнику жутко,Вдруг… никого, ничего?Крикнул. Его не слыхали,
