брением глаза слепого и посылает его умыться в купальне Силоам. Тот идет, умывается и возвращается зрячим.

Страсти накаляются. Прозревшего приводят к фарисеям. Те допрашивают его, и он говорит: «Брение положил Он на мои глаза, и я умылся, и вижу». Свершившееся чудо производит впечатление. Некоторые высказываются в пользу Человека, Которому дано творить такое. Но другие говорят: «Не от Бога этот Человек, потому что не хранит субботы». Тогда спрашивают самого исцеленного, что он думает о Нем. Тот же после случившегося с ним, конечно, не может сказать ничего иного, как: «Это пророк».

Дело переходит на рассмотрение совета иудеев. Совет отказывается поверить в то, что исцеленный был прежде слеп, и вызывает на дознание его родителей. Те подтверждают, что прозревший – их сын и что он родился слепым. Однако, от ответа на вопрос, каким образом их сын исцелился от слепоты, они уклоняются, ибо знают, что совет иудеев отлучает от синагоги любого, исповедующего Христа как Мессию. Это значит, что решение уже принято власть имущими – решение в последней инстанции, окончательное. Допрос продолжается. «Что сделал Он с тобою? как отверз твои очи?» Прозревший теряет терпение. Ведь он сказал это уже несколько раз, и случившееся – неопровержимо. Но допрашивающие вовсе не занимаются расследованием происшедшего – им важно отпугнуть мешающего им свидетеля. Они хотят скрыть от глаз людских происшедшее чудо, запрещая ему говорить о нем и пытаясь принизить роль Сотворившего его. Оно ярко сияет – но их глаза не видят его, потому что не хотят видеть, и они пытаются окутать его непроницаемым покровом, чтобы не видели и другие. Но прозревший не поддается запугиваниям. Он твердо стоит на своем. И попадает за это в опалу – становится изгоем общества, лишается всего своего имущества.

Иисус, узнав о происшедшем, идет к нему. «Ты веруешь ли в Сына Божия?» – Он отвечает: «А кто Он, Господи, чтобы мне веровать в Него?» – Иисус же утверждает: «Он говорит с тобою». Исцеленный падает ниц и исповедует веру в Него. Иисус же, обращаясь к окружающим, говорит: «На суд пришел Я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы» (Ин 9.1-39).

Безмерно впечатляющий эпизод. Внешняя его канва и внутренний смысл, конкретно происшедшее и его значение в контексте делания Христова составляют мощное единство. Ключ же к нему – в последних словах: «На суд пришел Я...». Они напоминают о подобных же высказываниях по другим поводам. Например, об этом: «Я пришел призвать не праведников, но грешников» (Мк 2.17). Я пришел сделать грешников праведными; так что с теми, кто считают себя праведными, мне делать нечего... Или же об этом: «Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам» (Мф 11.25). Малые и бесправные мира сего через Бога станут знающими, мудрыми, великими и свободными. Те же, что уже сейчас считают себя великими и крепко держатся за свою житейскую премудрость, останутся незрелыми глупцами. Здесь вновь прослеживается – но четче и однозначнее – изначальная мысль: Иисус знает, что Он пришел, «чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы». «Слеп» всякий осознавший, что со всем своим земным видением и знанием он, не умеющий постичь главного, предстает перед Богом во тьме. Того же, кто понимает это и сознается в этом Господу, озаряет «Свет мира», высвобождая в нем силу духовного видения. Теперь он способен видеть Посланного Богом, новый порядок вещей, формирующееся Новое творение. И то, что он видит, делает его еще более зрячим. Он постигает суть Царствия Божия полнее и глубже. Так, видимое усиливает само видение, и растущей силе зрения открывается все большая полнота зримого. «Видящие» же – это те, что перед Божиим ликом держатся за свое земное понимание, свое мнение, свою премудрость – и рассуждают о Боге в этом ключе. Христос творит перед ними Свои знамения, но они или не видят их, или считают их делом рук сатаны. Сын Божий стоит перед ними – а они видят в Нем лишь возмутителя спокойствия и с негодованием праведников преследуют всякого, верующего в Него. Так как они не хотят ничего видеть, предстающее их взору Божественное лишает их самого дара зрения – их зоркость сходит на нет, они слепнут.

Видеть есть нечто иное, чем отражать происходящее подобно зеркалу, которому все равно, что именно происходит. Зрение проистекает из самой жизни и, в свою очередь, оказывает влияние на нее. Видеть -означает вбирать в себя вещи, подпадать под их воздействие, в их силовое поле. Так, воля к жизни контролирует зрение. Один из способов защиты от опасных вещей – видеть их предельно четко и тем самым одолевать их; другой способ – вообще не видеть их и, таким образом, не соприкасаться с ними. В зрении проявляется выборочность, с помощью которой жизнь защищает себя. Такова природа физического зрения – и уж тем более духовного: происходит процесс узнавания других людей, выбора позиции по отношению к реалиям и требованиям жизни.

Познать другого человека – значит принять в себя его влияние; поэтому если я, из страха или неприязни, хочу держать его подальше от себя, то это уже сказывается в моем взгляде. Мой глаз видит его иным, отталкивает все хорошее, подчеркивает плохое, подмечает связи, усматривает якобы проскальзывающие намерения. Происходит это без особых усилий, непроизвольно, может быть, даже не доходя до моего сознания, и тогда это действует с наибольшей силой, ибо искажающее влияние ускользает от какой-либо критики. Смотреть – значит действовать, повинуясь воле к жизни. Чем глубже укореняются боязнь или отвращение, тем упорнее глаз замыкается в невидении, пока вообще не перестанет воспринимать другого. По отношению к этому другому он слепнет – история каждой вражды развивается подобным образом. Тут уже не помогут никакие речи, никакие указания, никакие поучения и рассуждения. Глаз просто уже не воспринимает того, что перед ним. Чтобы что-нибудь изменилось, должна измениться вся настроенность, Ум должен обратиться к справедливости, сердце должно раскрыться – тогда и глаза откроются и начнут видеть. По мере того, как предмет постепенно вырисовывается, сила зрения крепнет, и, таким образом, глаз постепенно вновь обретает способность воспринимать истину.

Христос – Сын Божий, ставший человеком. Он есть Откровение во плоти, Откровение сокрытого Бога. «Никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть» (Мф 11.27). «Видящий Меня видит Пославшего Меня» (Ин 12.45) . Он – «Свет истинный, Который просвещает всякого человека»; Он пришел в мир, который «чрез Него начал быть», который исполнен смысла и просветлен духовным светом (Ин 1.9-10) . И вот Он стоит перед человеком и освещает его. Но если тот «зряч» в мирском значении слова, то в нем действует воля, ищущая не Христа, а себя и мир. Взгляд его направлен на себя и на мир. Приходящее извне искажается в линзах зрения, становится двусмысленным, опасным, безобразным – в том случае, если вообще не выпадает из поля зрения. И может случиться, что человек со всей своей страстью к логике, порядку и справедливости ополчается против Иисуса, ибо открывшееся его глазам чудовищно! Его собственные глаза превратили Свет мира в чудовище с тем, чтобы можно было отстраниться от Него, раздражающего взгляд.

Как могло быть такое возможным – перед Божественным светом? Перед ясным взором человека – хорошо, это мы могли бы еще как-то понять; но перед ясностью Божией?! – О, именно перед Богом! Если зрение – это жизненный акт, если за взглядом стоит воля к жизни и любой взгляд несет в себе априорное решение, то тогда этот момент воли и выбора в зрении проявляется тем сильнее, чем в большей мере речь идет о вечной судьбе. А пред ликом Христа речь идет обо всем сущем. Это выражается и в словах «На суд пришел Я в мир, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы». Придя к людям, Посланец Откровения ставит их – но в то же время и Себя Самого перед выбором. В этом и заключается судьба, принимаемая на Себя Богом! Откровение не есть нечто безусловно правильное, что должно быть принято к сведению – нет, из него произрастает истина, предъявляющая требования к человеку сразу, как только он видит ее. Откровение требует, чтобы его приняли, чтобы человек отказался от самого себя и отдался тому, что исходит от Бога.

Те, кто действительно видит Бога, окликают Его и кладут по крайней мере начало послушанию. Таким образом, возвещение истины делит людей на готовых и не готовых, на желающих видеть и, не желающих, а тем самым – и на тех, кто становится зрячим, и на слепнущих. К последним-то и относятся пророческие слова, которые читаем у Матфея после притчи о сеятеле: «Слухом услышите, и не уразумеете; и глазами смотреть будете, и не увидите. Ибо огрубело сердце людей сих, и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули, да не увидят глазами, и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и да не обратятся, чтобы Я исцелил их» (Мф 13.14-15).

Это деление может происходить весьма различными способами: мгновенно, при первом же соприкосновении, либо постепенно, в ходе долгого созревания.