в этом величие! Никогда Он не совершил ни одного чуда, которое улучшило бы Его стесненное положение или ниспровергло бы Его врагов, или преодолело бы их ожесточение. Переживая с Ним Его жизнь, разве не ждешь все время, что произойдет нечто подобное и что, по крайней мере, Он заставит прозреть сердца самых близких Ему – Своих учеников? Ничего подобного Он так и не делает. Приняв закон существования, Он живет данной Ему жизнью вплоть до ее ужасного конца...[3] Но этот же Иисус был Богом. Не живущим жизнью Бога, но Тем, Кто есть Бог. И не символически, а на самом деле, в том же простом смысле, который подразумевается, когда я говорю, что происхожу из определенной семьи или обладаю определенными способностями. Его Божественность не нарушила строгой замкнутости границ мира, ибо эта строгость была угодна Отцу, – но тем, что Иисус покорялся воле Отца и день за днем жил предназначенной Ему жизнью, Его человечность достигала в Нем свободы Его божественности на всем протяжении Его богочеловеческого существования, непрестанно восходя из мира в вечность. Его человеческое существо непрерывно менялось, невыразимым образом превосходя Себя Самого и переходя в божественное. Хотелось бы даже сказать, что случившееся в конце Его земного существования при вознесении – восхождение Его святого человеческого существа на Божий простор и в Божию свободу – постоянно происходило при всей Его жизни, знаменуя собой постоянный переход Его человечности в Его же божественность. Христос был Богом не только в смысле первичного, раз и навсегда данного бытия; Он постоянно подтверждал свое божественное бытие выходом Своего человеческого существа на собственный божественный простор. с Это и есть «дверь», выводящая из мира. Все остальное относится к тому обману, которым жизнь самообольщается относительно собственных границ, воображая, что, имея возможность подняться своей фантазией выше всего возможного в данный момент, она может делать это и в действительности. Все мечты и страстные желания обманчивы. Все ощущения бесконечности, внутренних взлетов и чувства обновления – воистину это только ухищрения, которыми все живущее пытается обойти страшную реальность, заложенную в него от начала.

Веровать – значит так относиться к Христу, чтобы Он стал основой нашего существования, началом и Целью жизни, мерилом и стимулом. Насколько тот или другой человек это осуществляет, зависит от его данности и жертвенности. Поэтому верующий не должен был бы говорить, что он христианин, но только что он старается им стать. В той мере, в какой он им становится, перед ним открывается дверь бытия. Он включается в тот переход из одного состояния в другое, в то движение ввысь, которое беспрестанно совершается во Христе. Господь сказал: «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин 14.6). Глубина этих слов неисчерпаема, но может быть мысль, нас занимающая, даст к ним верный подход: «путь» – это тот выход за пределы собственного существа, который Богочеловек не только осуществляет, но который и есть Он, и в который Он вовлекает человека, с верою приходящего к Нему. Живя во Христе, верующий вступает на единственный сущностный «путь» из плененного собою мира к свободе обновления в Боге.

Во всем этом нет ничего волшебного – никакого изменения действительности, никакого обхода существующих границ. Нет и никаких таинственных переживаний и необычайных взлетов, есть только нечто вполне реальное и чистое, столь же чистое, как само вочеловечение Бога, и столь же реальное, как оно. Непосредственно на факты жизни это никак не влияет. Дарования остаются теми же, как и здоровье или болезнь. Семья и социальное положение, имущество и профессия не претерпевают каких-либо изменений. Действительность, конкретные ситуации предъявляют те же требования, что и прежде. Все сохраняет свою реальность и, тем не менее, дверь отворяется, переход, претворение во Христа становится возможным.

Как это описать? Когда кто-либо живет с людьми, с которыми ему предназначено жить, и в то же время думает о Христе, старается понять Его и беседует с Ним, его обращение с этими людьми становится иным. Не то, чтобы он получал над ними какую-то таинственную власть или чтобы вследствие его близости исчезали их недостатки. Все сводится, быть может, лишь к тому, что он постепенно становится терпеливее, понятливее, добрее, – но также и проницательнее. Он уже не так легко попадает впросак в обращении с людьми, ибо приобрел определенную способность проникать в их духовную суть, как бы ни был он неумел во всем остальном... Но все это еще не выражает главного, ибо выразить его словами невозможно. Человек просто становится иным там и в том, где и в чем он обращен ко Христу. Верующий остается в своей повседневной работе все тем же: продавцом, или почтовым служащим, или врачом. Делать он должен все то же самое. Машина не проникнется в его руках чудодейственной силой, а болезнь не будет протекать легче, чем у других. Но если он, выполняя свою работу, думает в то же время о Христе, – даже, быть может, никак не связывая одно с другим, то при этом что-то происходит. Он становится, к примеру, серьезнее и добросовестнее, переставая вместе с тем неправильно оценивать свою работу и видя ее отныне такой, какова она в действительности. То же относится и к заботам, и к горестям, и ко всем несчастьям нашей жизни. Ткань жизни остается той же, и все же что-то меняется, хоть и ускользает от словесного выражения. Сам человек никогда не может этого высказать. Это выражается только в конкретных вещах: здесь удается победить болезнь, там преодолена некая потеря или прекращена вражда – и в том, что при этом вещи становятся иными: в них появляется Христос.

Это изменение естества более заметно на примере тех, кто осуществляет его героически, то есть святых, – правда, только в ретроспективе, ибо те, кто в жизни работал и боролся рядом с ними, в большинстве случаев не только не проявляли к ним внимания, но даже Довольно часто чувствовали себя задетыми. Изучая же прошлое, мы наглядно представляем себе, что происходило, как данный человек постепенно поднимался выше уровня, заложенного в его природе, притом не потому, что он менял условия своей жизни или превращался в другое существо. Непосредственная реальность существования оставалась прежней, более того, она приобрела больший вес. Никто не относится к действительности так серьезно, как святые, ибо на их трудном пути разгул фантазии безжалостно отомстил бы за себя. Стать святым означает, что реальный человек отрешается от себя и движется в направлении к реальному Богу. Но отступает по- настоящему, а не превращает в замаскированную цель то, что он покинул вначале. И ведет его не вера «озарения» и «прорывы», а Христос... Святые – это те, кто вступает в существование Христа, живет с Ним Его жизнью и из Его человечности восходит в Его божественность... В этих образах нам открывается то, что происходит в нас самих, – скрыто, запутано, постоянно откатываясь назад и ломаясь, но все же реально. Христианин может существовать только во Христе. Через Него, соединенного с Богом человека, возможен этот сущностный переход от мира к Богу, христианин может стать чадом Божиим по благодати искупления.

Конечно, в это нужно верить – вопреки постоянному противодействию нашей собственной немощи, вопреки возражениям мира, который и здесь замыкается в себе самом и оспаривает веру. Ибо если существует христианин, то мир неправ. Самодовлеющий мир не может терпеть существования христианина, потому что он не может терпеть того, что есть Христос. В возможность быть христианином нужно верить вопреки миру, и тем, что эта вера существует и поддерживается, мир уже «преодолен».