Не настолько же я ненормальная, чтобы малознакомого человека, которому звонила всего раз по какому-то очень срочному делу, воткнуть на «О», где и так все забито знакомыми, начинающимися с этой буквы.

Адам:

– Где она может быть?

Вполне логично, что мама записана на «М», отец на «К» – канцелярия, брат на «С», потому что там живет, сантехник на «В», как «вода», «водопровод» на «П» – проект. Педикюр у меня либо под литерой «Н» – «ноги», либо «Г» – Госька, либо на «М» – Малгося, либо на «К» – косметический салон – не помню точно, да и какое это имеет значение, если я его сразу же нахожу; горгаз на «X», потому что там было много пустого места. Значит, Остапко могла быть на «X» или на странице «Прочее».

Адам попросил меня позвонить минут через десять, когда он, возможно, сумеет прочитать мою книжку с телефонами и познакомиться с моим необычайно трогательным стилем ведения записей.

Я не хотела, чтобы он читал все! Но мне позарез нужен телефон Остапко. Я положила трубку и засекла время. Мой мозг крутился на ускоренных оборотах. Остапко работала когда-то в газете «Утренний экспресс», так что может быть на «У». Или на «Г» – «газета», или на «Р» – «редакции». Хотя на самом деле я познакомилась с ней через Агнешку, значит, может оказаться на «А». Хотя Агнешка у меня не на «А», а на «Г» – Гшеська. И Остапко тоже может быть на «Г». Даже вполне вероятно.

Я позвонила домой, чтобы сказать Адаму, где нужно искать.

Занято!

С кем это он, к лешему, разболтался, когда я тут жду-дожидаюсь, наверное, уже часа два?

Набирала номер. Занято.

Вошел шеф и поинтересовался, когда он получит от меня ответы на письма, собираюсь ли я уходить и куда и известно ли мне, что Наполеон страдал странной болезнью, от которой мужской пенис становится все меньше и меньше. Я впервые об этом слышала, но проявила к заболеванию Наполеона положенный интерес, чтобы отвлечь внимание главного от первых двух вопросов. Однако Реня была права: достаточно сосредоточиться на пенисе, и забудется все остальное.

Оказывается, мой шеф прочитал, что у Наполеона пенис был длиною два с половиной сантиметра. Я деликатно заметила, что это больше средней величины по нашей стране. Главный пришел в неописуемый восторг и сообщил, что всегда получает удовольствие от беседы со мной. О письмах не вспомнил. Он закрыл за собой дверь, а я бросилась к телефону.

Набрала номер.

Занято.

Я его убью, когда приеду домой. Если бы помазок из барсука не стоял в моей ванной комнате, телефон не был бы занят, и я могла бы преспокойно звонить к себе домой! Но я тут же поймала себя на мысли, что от мужчины дома все-таки есть кое-какая польза – например, сейчас он сообщит мне номер телефона Остапко и подстрижет газон.

А еще бывают ночи. Намного превышающие среднюю величину по стране. Я на мгновение дала волю своему воображению, и в этот момент зазвонил телефон. Адам!

– Господи, с кем ты так долго трепался?

– Пытался к вам дозвониться, – ответил пленительный голос. – Но телефон все время был занят. Остапко не фигурирует ни на одну букву в твоей записной книжке. А кто такой И.М.?

О блин. Неужели я Ирека не вычеркнула навсегда? Вопрос не очень удачный.

– Не знаю, – проворковала я. – Какой-нибудь сантехник.

– Сантехники у тебя на «В». И почему одни инициалы?

– Наверное, это сокращение. – Я даже пожала плечами. – Что-нибудь уже несуществующее.

– А на «Л» у тебя есть Любимый Котик. Что за Любимый Котик?

Вот это номер! Так меня проверять! Разве затем мы живем вместе, чтобы все время быть под контролем? Любимый Котик? Понятия не имею.

– Зачем ты роешься в моих личных вещах. – Я решила, что пора вспылить. – Остапко может быть на букву...

– Нет ее! Понимаешь! Нет и нет. Ни на одну букву. Зато масса всяческих сокращений, например, Шимон Г. Это кто?

– Послушай, не могу с тобой сейчас говорить, я на работе, пойми, ради Бога!

– А Граф? – У Адама был приступ любознательности. – Это тот, что по кошачьим яйцам?

И тут я вдруг вспомнила: Остапко – на букву «Е», потому что зовут ее Ева, и я наверняка не записала ее фамилию, чтобы не спутать с другими Евами!

Конечно, я оказалась права. Адам вздохнул и продиктовал мне номер.

– Какая-то неразбериха у тебя в этой книжке, – заключил он.

Ну уж простите! Неразбериха – у меня?! Я-то точно знаю, что у меня где! Достаточно немного поднапрячься. Когда-то я пыталась навести порядок. Потом ничего не могла найти! Он там в свое удовольствие стрижет травку возле домика, лежит на солнышке и еще делает мне замечания – вот они, мужики! Точь-в-точь как моя мама. Или мой отец! Они тоже считают, что у меня во всем кавардак.

Он положил трубку, а я позвонила Еве Остапко. Мы договорились на четыре. А теперь, делать нечего, надо приниматься за работу: проверить, какая медицинская комиссия будет рассматривать заявление родителей отчаявшегося Роберта Г. из Пруща, который совершенно непригоден для армии, дескать, дорогая редакция, помогите нам как-нибудь!

Я тут же позвонила Адаму, чтобы он дал мне телефон геодезиста, – может, удастся переговорить насчет плана участка. Геодезист – на «У» – «Управа». Он готов был срочно подготовить план, но завтра собрался в отпуск, а потому чертеж надо забрать сегодня. И я позвонила Адаму, чтобы тот сел в машину и съездил за чертовым планом. А заодно купил продукты. Я прекрасно знаю, что он слоняется без дела по дому, прикидываясь, будто занят делом, так ведь и я в конце концов не сижу сложа руки!

До встречи с Остапко оставалось полтора часа, а я не знала, на что их убить. Передо мной кучка писем, начала их просматривать.