статуи.

Анника разыскала и поставила кассету. На ней действительно было описание — и не только статуи Андреаса, но и статуи Патрика Рамсфильда, хранившейся в Британском музее. Текст был такой:

«Это две женские фигуры. Их называют статуями-близнецами, так как они стояли по обе стороны саркофага с мумией. Местные жители здесь, в стране Египетской, утверждают, что того, кто разлучит близнецов, ждет месть мертвых в стране преображенных душ. Но поскольку и я, и мой товарищ Патрик исповедуем христианство, то мы не верим в подобные предрассудки. Наши статуи — точные подобия друг друга, за исключением того, что фигура Патрика держит цветок лотоса в правой руке, а моя — в левой. На обеих статуях изысканная роспись».

— Достаточно, дальше слушать необязательно, — сказал Давид, и Анника выключила магнитофон. — Значит, отличие в цветке, — заключил он.

Они снова взглянули на снимки в газете, и действительно, у английской статуи цветок был в правой руке, а у копии — в левой.

Но как быть, если они найдут статую? Ведь близнецов надо соединить! Их нельзя разлучать!

— Как вы думаете, мы должны будем послать нашу статую в Британский музей? — спросила Анника.

— Ни за что! — воскликнул Юнас. — Пусть они дарят нам свою!

— Почему это? — засмеялся Давид.

— Учитывая, как мы намучились с этой статуей! — ответил Юнас.

Он встал. Пора было идти, чтобы успеть к автобусу.

Когда Юнас вернулся, он действительно принес все фотографии крупным планом и гордо положил их на стол перед Давидом.

Давид взял лупу и стал рассматривать. Все снимки были очень четкие. Он сразу увидел скарабея в ожерелье на копии статуи. Карл Андреас сделал его из дерева, он висел среди бусинок в украшении на груди, похожем на широкий воротник.

Раз на копии скарабей был — значит, он отвалился позже, после того, как изготовили копию и оригинал положили обратно в гроб. Следовательно, это произошло, когда статую вынимали в последний раз. Должно быть, скарабея не очень хорошо прикрепили, так как на английском близнеце его, кажется, тоже не было. Снимок был недостаточно четкий как раз на месте ожерелья, так что точно сказать было сложно. Но на шведской копии скарабей был виден отчетливо.

Юнас ликовал. Теперь-то, наконец, они поняли, как важно найти шведскую статую? Теперь, когда у них есть золотой скарабей! Ведь таким образом получается, что шведская статуя куда ценнее английской. А если статуи должны стоять вместе, то Британскому музею точно придется расстаться с близнецом.

Юнас критическим взглядом рассмотрел английскую статую в увеличительное стекло. Она вообще была не такая красивая, как шведская.

— Не забудь, что ты сравниваешь с копией! — сказала Анника.

— Да, да, — ответил Юнас. — Но наша все равно красивее. А что значит tixe?

— Что? — Давид недоуменно посмотрел на него.

— Это написано над дверью. Большими буквами: TIXE, с перевернутой Е. Выглядит ужасно глупо. Еще и написали неправильно.

Давид взял фотографию. Он был в полном замешательстве. Как будто перед ним возникло видение!

— Какое счастье, что у тебя глаза на месте, Юнас! — сказал он.

Юнас был польщен, но ничего не понял.

— Господи! Просто невероятно! Это же все меняет! — воскликнул Давид и, просияв, посмотрел на них.

— Что? Ну что? — возбужденно и нетерпеливо закричали в один голос Юнас и Анника. Они поняли, что произошло совершенно неожиданное.

В ту же секунду зазвонил телефон. Подошла Анника, но Давид подбежал и выхватил трубку. Это был Линдрот. Он говорил каким-то загадочным тоном, как будто случилось что-то необычное.

— Здравствуйте, пастор! — сказал Давид. — Я…

— Здравствуй, Давид! — сказал Линдрот. — Я… Оба были сильно возбуждены, и оба осеклись.

В трубке возникла секундная пауза, но потом они в один голос произнесли:

— Кажется, я нашел ответ!

Снова возникла пауза.

— Ну и?.. — спросил Линдрот.

— Ну и?.. — спросил Давид.

— Значит, ты тоже понял?

— Да, только что… всего минуту назад!

— Как странно. Наверное, это телепатия. Я тоже только что понял.

— Странно…

— Думаю, нам надо встретиться! — сказал Линдрот.

— Я тоже так думаю! — ответил Давид.

Они встретились у церкви. Послеполуденное солнце жарило вовсю.

Линдрот с сияющим лицом вышел навстречу ребятам. Он еле сдерживался, но хотел сохранить тайну как можно дольше. Пастор говорил о раках в рингарюдской речке, о сиге в озере Вэттерн и о других самых разных вещах. Но наконец все темы для разговора иссякли. Линдрот посмотрел на Давида и произнес:

— Кто первый? Ты… или я?

— Я с удовольствием послушаю, что вы узнали, — сказал Давид.

— Тогда пошли!

Линдрот быстрыми шагами направился через кладбище. Только что прошел дождь, листья и кусты блистали сочной зеленью, с деревьев падали сверкающие капли, а на траве среди теней в поисках пищи прыгали трясогузки.

В самом конце кладбища, у стены, выходящей к лесу, Линдрот остановился. Они стояли перед старой могилой близнецов. Солнце падало прямо на могильную плиту. Свет был яркий, почти слепящий.

— Красивее места не придумаешь, — сказал Линдрот. — Здесь солнце светит целый день.

Он показал им изображение на камне, которое Карл Андреас вырезал для своих близнецов. Это было солнце с лучами, а на конце каждого луча — вытянутая, ищущая или дающая рука. Этот символ Карл Андреас позаимствовал у египетского фараона Эхнатона.

— Необычный человек был этот Эхнатон, — рассказывал Линдрот. — Он сверг владычество жрецов и порвал с прошлым. Он основал новую религию — эта вера приближала людей к природе и освобождала их от старых, закоснелых религиозных догм. Он воспевал жизнь, а поскольку солнце — начало всего живого, то Эхнатон поклонялся солнцу. Он был своего рода революционером. Я его понимаю, — сказал Линдрот, задумчиво разглядывая изображение на камне.

Внутри солнечного шара сидели два младенца и тянули друг к другу руки.

— Какая трогательная картина, — вымолвил Линдрот. — Теперь, когда мы знаем, что случилось с гулякой Карлом Андреасом, можно представить, какое в ней сокрыто горе, отчаяние…

— Странно, — прервала его Анника. — Ни Эмилия, ни Андреас, ни Карл Андреас не были счастливы. Их всю жизнь преследовали несчастья. Вы об этом не думали, пастор?

Линдрот кивнул. Да, он тоже об этом думал. И Линдрот вспомнил слова Линнея, которые Андреас между прочим цитировал в одном письме к Эмилии: «Все отворачиваются от несчастного. Всё поворачивается против него. И тут уже не помогут ни небеса, ни земля».