«Интересно, — улыбнувшись, подумал он, — а ей бы хотелось знать, о чем думаю я?»

Тут он услышал, как в доме зазвонил телефон. Он побежал в дом. Телефон все звонил. Давид снял трубку. Это была Юлия.

— Добрый вечер, Давид…

— Добрый вечер…

— Ты, кажется, немного запыхался?

— Да, я был в саду и услышал телефон… А кстати, который час? Мне казалось, уже поздно.

— Да? Я об этом не подумала. Я перестала следить за временем…

Юлия тихо засмеялась.

— Да нет, ничего страшного, — сказал Давид.

— Ну что, Давид, как дела? Селандриан еще не распустился?

— Нет, по крайней мере, когда я здесь был несколько часов назад, он еще не цвел, хотя на нем уже крупные бутоны.

— Обычно бутоны раскрываются очень быстро, а селандриан всегда расцветает ночью.

— Тогда проверю еще раз перед тем, как уходить.

— Проверь, Давид. И как следует ухаживай за ним!

— Обещаю.

— Да, вот еще, твой последний ход конем…

— Который подсказал мне навозный жук?

— Да-а, представляешь, это был решающий удар!

— Правда? Как же это?

— Мне пришлось своей королевой съесть твою королеву и еще раз объявить тебе шах! Что, испугался?

— Да нет, не особенно, но… По-моему, это был немного странный ход.

— Все зависит от того, зачем ты так пошел. Но следующий ход, Давид, очень важный. От него будет зависеть исход игры.

— Да?

— Да, так что хорошенечко подумай. Спокойной ночи, Давид!

— Спокойной ночи.

Давид повесил трубку и покачал головой. Какая странная эта Юлия. Он вдруг подумал, что они ни разу не договаривались о времени, когда она будет звонить, чтобы точно застать его на месте, но, тем не менее, она всегда заставала его в дверях. То ли она все время сидела у телефона, то ли у нее было какое-то шестое чувство. Когда он брал трубку, Юлия никогда не удивлялась. Да и он не удивлялся, слыша в трубке ее голос. Играть с ней в шахматы стало для Давида привычкой.

Юлия сказала, что следующий ход — очень важный. Что ж, придется ему как следует подумать.

Давид уже пошел к двери, но вдруг вспомнил, что Юлия сказала о селандриане. Надо еще раз проверить бутоны.

И уже с порога он увидел, что селандриан распустился!

Он цвел синими цветами. Пока Давид подходил к нему, эти большие синие цветы дрожали, мягко покачиваясь на своих ножках.

Когда он приблизился к селандриану, цветы перестали дрожать и замерли, словно, затаив дыхание, слушали, как Давид, наклонившись, стал нежно насвистывать мелодию из своего сна.

Юнас не находил себе места. Надо было придумать что-то интересное для Йерпе. Они договорились поддерживать связь. Йерпе сказал, что из Юнаса мог бы получиться неплохой журналист. Будет жаль, если он разочаруется.

Может, дать ему послушать голоса на пленке? А что?

С другой стороны, их почти не слышно. И слова не сразу разберешь, а Йерпе вечно в такой спешке — у него и минуты свободной не найдется.

К тому же Анника устроит страшный скандал. Скажет, что это нехорошо. Что для Юнаса сенсация важнее, чем трагическая судьба Эмилии. Нет, так не годится.

На Давида тоже нельзя рассчитывать. Если Анника оберегает тайны Эмилии, то для Давида нет ничего важнее тайн Андреаса. В послании Эмилии однозначно сказано, что тот, кто узнает о мыслях Андреаса, должен хранить их в секрете, пока не придет время и они не будут понятны людям. А пока еще, считал Давид, неизвестно, пришло их время или нет.

Да, про голоса на пленке придется забыть. А жаль.

На статую нечего было и надеяться. Юнас все еще неохотно ходил в Селандерский дом. Место, где родилось столько надежд, теперь вызывало у него только депрессию.

Но зацвел селандриан, и Юнас, конечно, хотел на него посмотреть. Может, это станет материалом для Йерпе? Все-таки селандриан был привезен в Швецию учеником Линнея, и у цветка бесспорно есть своя история! Но писать о цветке!.. Нет, это слишком банально и скучно. Репортаж попадет на самые последние полосы. Надо придумать что-то покруче!

Как бы там ни было, Юнас вместе со всеми пошел в Селандерское поместье. Цветок был великолепен, такого Юнас еще никогда не видел.

Они долго смотрели на селандриан. Говорили об Эмилии, пытались представить, как она стояла перед ним и просила дать ей знак. Давид стал медленно насвистывать мелодию и прочел слова, наверное, это была песня самой Эмилии!

Анника понюхала цветы. От них исходил нежный, пряный аромат.

— Ночью они пахнут еще сильнее, — сказал Давид.

Анника захватила из дома сок и булочки, так как они задумали устроить в летней комнате пир. Ребята уже начали подниматься на чердак, как в дверь позвонили.

— Это мама, — сказала Анника. — Фру Йорансон разрешила ей нарвать в саду роз. Идите, а я открою.

Раздался еще один звонок, и Анника побежала вниз по лестнице.

Остановившись перед дверью, Анника услышала чей-то кашель снаружи и замерла. Мама не могла так кашлять! Анника попятилась. Вдруг в замок вставили ключ. У мамы не было ключа!

Анника развернулась и в ужасе помчалась наверх. Давид и Юнас только дошли до чердака.

— Это не мама! — зашептала Анника. — Это кто-то другой! У него ключ!

Юнас подкрался к окну. И действительно! Перед калиткой стоял синий «Пежо». На переднем сиденье сидел какой-то человек и ждал.

С первого этажа послышались шаги. Кто-то вошел внутрь, решив, что в доме никого нет.

Что делать? Давид и Анника замерли от ужаса. Но Юнас понял, что это его шанс. Он шепотом велел им спрятаться. Потом включил магнитофон. Надо записать все до мельчайших подробностей. Вот это будет репортаж!

— Прием, прием! Юнас Берглунд из Селандерского поместья! Я нахожусь на втором этаже и через перила буду следить, что происходит внизу. Условия записи не самые благоприятные, но я постараюсь сделать все, что в моих силах, — как можно тише прошептал в микрофон Юнас. — В дом проник незнакомец. Он воспользовался ключом, вероятно, украденным. Вот он входит, шаги немного неуверенные, осторожные. Возможно, он все еще опасается, что в доме кто-то есть. Мы с коллегами постараемся узнать, что он ищет, и при этом не выдать себя. Он должен почувствовать себя в безопасности, и тогда мы сможем разоблачить его! Сейчас я вижу ноги этого человека, на нем коричневые брюки и замшевые туфли. Как вы слышите, он иногда приглушенно кашляет — типичный кашель курильщика. Вот он подходит к книжному шкафу и роется в книгах. Он дергается, его движения нервны, он спешит. Вероятно, он что-то ищет. Что-то определенное. Он вытаскивает стопки книг, шарит за ними, роняет книги на пол, ругается, ставит их на место и снова ищет. Но что он надеется найти в книжном шкафу? Пока что это остается загадкой! Давид и