Анника никак не могла понять, что иногда надо не спрашивать разрешения, а брать инициативу в собственные руки. Иначе ничего в этой жизни не добьешься. Ну разве можно так рисковать — слушаться пустячных запретов людей, которые не понимают всей важности дела. И не хотят выслушивать объяснений. И лишены дальновидности.

Поэтому говорить с Анникой о более смелых методах следовало осторожнее. Юнас первый готов был признать ее способности. Да, конечно, она умница, но ей не хватает дальновидности, масштаба мысли!

Зато Давид, если хотел, мог мыслить широко. Конечно, он немного непрактичный, заторможенный и мечтательный. Короче, чуждый действительности.

В нем нет нужной предприимчивости. И с заключениями у него туговато, в отличие от Юнаса. Не может сделать выводов, ясных как день. Но в остальном они отличные ребята — и Давид, и Анника. Юнас ни на кого на свете их бы не променял.

Анника перепечатала все письма, и Юнас шел в Селандерское поместье, чтобы послушать ее отчет. Про статую там было негусто, но доверять этому ее утверждению не стоило. Она вполне могла что-то пропустить. Сам же Юнас часто замечал то, чего не видели другие…

Анника стояла в ванной и мыла цветы. Ванная комната находилась перед входом в прихожую. Дверь была открыта, и Анника могла одновременно говорить с Давидом, который сидел в гостиной.

Она начинала привыкать к Селандерскому поместью, ей здесь нравилось. Поливая душем цветы, она с ними разговаривала. Это правильно, так и надо, говорил Давид. Цветы любят, когда с ними нежно разговаривают.

У бабушки Анники всегда были очень красивые цветы, и, по словам самой бабушки, это оттого, что она с ними разговаривает. Анника смеялась, считая это старым суеверием, но Давид сказал, что последние исследования доказали: такое вполне возможно. И Андреас Виик имел в виду то же самое, когда в своих письмах говорил о вселенской душе, благодаря которой все живые существа могут понимать друг друга.

Итак, стоя в ванной, Анника мурлыкала:

— Вот так, цветочек… Давай-ка польем еще под листиками.

— Что ты сказала? — крикнул Давид из гостиной.

— Ничего особенного. Я просто болтала с цветком.

Анника приступила к следующему растению. Это был бальзамин, который вовсю цвел. Он вырос и разветвился так, что еле держался в горшке. Анника задумалась, что с ним делать. Вдруг Давид закричал:

— Анника, что ты делаешь? Что там происходит?

У него был взволнованный голос. Анника оставила цветок и вышла из ванной с ножницами в руках. Давид показал на гальванометр селандриана.

— Посмотри, что с ним творится! Наверное, его что-то напугало! Ты что, сломала какое-нибудь растение?

Да нет, Анника ничего такого не делала, но она и сама видела, как испуганно дрожит стрелка на гальванометре.

— А зачем тебе ножницы? — спросил Давид.

Анника объяснила, что бальзамин слишком разросся, и она собиралась его обрезать. Давид сказал, что этого делать не следует, во время цветения нельзя обрезать цветы. Лучше воткнуть в землю палочки и подпереть стебель. Анника отложила ножницы.

Давид посмотрел на гальванометр. Иголка больше не дрожала, селандриан успокоился. Получается, стоило Аннике только подумать о том, чтобы обрезать бальзамин, как селандриан начал волноваться.

Анника посмотрела на селандриан. Этот цветок внушал ей уважение. Он жил на одном и том же месте с восемнадцатого века. Он вырос из семечка, которое посадила Эмилия Селандер, посадила с большой любовью. Наверное, его не раз пересаживали, но все равно это был потомок того самого цветка. Он прожил долгую цветочную жизнь, многое видел, многое помнил, и выражал это на свой загадочный лад. У него, точно так же, как у людей, был свой язык жестов. Люди не понимают, о чем думают и говорят цветы?.. Многие относятся с уважением только к собственному интеллекту. И не замечают мудрости цветов. Но что если растения понимают мысли и язык людей?

Зазвонил телефон. Анника была так погружена в свои размышления, что вздрогнула от неожиданности. Она пошла обратно в ванную, а Давид побежал к телефону.

— Добрый вечер, Давид. Это Юлия Анделиус.

— Да, я вас узнал. Как у вас дела?

В трубке послышался смешок, короткий веселый смешок.

— На этот раз Давид задал мне задачку. Сначала я хотела пойти слоном на еЗ, но поскольку Давид так хитро занял е5 своей пешкой, то я решила, что лучше все же…

Юлия замолчала и спросила, не случилось ли чего: Давид так громко вздохнул, как будто его что-то напугало.

— Тут кто-то ходит вокруг дома. Я видел в окне лицо.

— Ты знаешь, кто это?

— Не уверен… кажется, знаю, но… Если вы оставите свой номер, я мог бы перезвонить вам чуть позже.

— Нет, я позвоню сама. До свидания, Давид.

Юлия повесила трубку, и Давид пошел к Аннике.

— Кто-то только что заглянул в окно, — прошептал он. — Кажется, это Натте.

Анника уже закончила возиться с цветами. Она сказала, что если это Натте, то волноваться нечего, наверняка он опять напился.

— Все-таки хорошо, наверное, что Юнас натягивает эти свои проволоки, — сказал Давид.

Тут раздались быстрые шаги, и в комнату вбежал Юнас — пора было приступать к письмам.

Они сидели, скрестив ноги, на полу в летней комнате. Был вечер. Липа за окном молчала. Давид зажег свечку и поставил на пол. Юнас включил магнитофон и, как всегда, рассказал, что здесь будет происходить:

— Добрый вечер! Юнас Берглунд из Селандерского поместья! Мы с моими коллегами собрались в летней комнате, чтобы наконец-то разобраться, что же содержится в этом уникальном собрании писем. Как известно, речь идет об истории, произошедшей в стенах этого дома в восемнадцатом веке. Для начала послушаем Аннику Берглунд и Давида Стенфельдта. Они тщательно изучили письма и готовы поделиться с нами полученной информацией. Кто хочет начать? Может быть, Давид? Пожалуйста!

Давид уставился на микрофон и прочистил горло:

— Ну, вряд ли это будет исчерпывающим отчетом — до сих пор остается много вопросов, которые мы, однако, надеемся со временем разрешить.

Давид замолчал, а Анника добавила, что для того, чтобы хоть как-то разобраться с этим материалом, нужно полностью погрузиться в жизнь этих людей из восемнадцатого века — Эмилии и Андреаса. Это вопрос воображения, нужно попытаться понять, что они думали и чувствовали, почему поступали так, а не иначе. Нельзя забывать, что в то время по-иному смотрели на многие вещи, но самое главное — с этими людьми нужно подружиться, думать о них так, как о своих современниках.

— Итак, вот что удалось сделать моим коллегам, — вставил Юнас. — А теперь, дорогие слушатели, давайте все вместе заглянем в прошлое, в нашу деревню Рингарюд в восемнадцатом веке! Начнем с начала! Итак, здесь, в Селандерском поместье, играя, носятся по саду Эмилия и Андреас…

— Нет, нет, — перебила его Анника. — Все было не так. Конечно, Эмилия и Андреас знали друг друга с детства и часто играли вместе. Андреас, например, иногда вспоминает о том, что они делали, когда были маленькими. Но они играли не в Селандерском поместье, а на Пономарском дворе, где жил Андреас.