— В кухне ваши чемоданы остались.

— Знаю. Но они вошли через парадное.

— Газ и электричество, — звучал голос, — уже подведены. Десять фунтов вперед, поставите свою подпись там, где пунктирная линия, и можете привозить мебель.

Очень деловой, отчетливый голос — такому весьма пошли бы пенсне, крахмальный воротничок и редкие светлые волосы — ответил:

— Но я, разумеется, должен все это обдумать.

— Пойдемте посмотрим наверху.

Слышно было, как они прошли через холл и стали подниматься по лестнице. Агент по продаже недвижимости говорил не переставая. Ворон сказал:

— Буду стрелять, если вы…

— Тихо, — прошептала Энн. — Молчите. Слушайте. У вас с собой эти деньги? Дайте мне две бумажки. — И когда он заколебался, Энн сказала: — Надо рискнуть.

Агент и мистер Грейвс были сейчас в самой лучшей в доме спальне. Агент говорил:

— Только представьте, мистер Грейвс, эту спальню с мебелью, обитой вощеным ситцем и с такими же занавесями.

— А стены? Звукоизоляция хорошая?

— Звукоизоляция по новой технологии. Вот закройте дверь. — Дверь захлопнулась, и голос агента, тоненький, отчетливо слышный, продолжал: — Теперь в коридоре вы не услышите ни звука. Эти дома специально строились для людей семейных.

— Ну что ж, теперь я хочу посмотреть ванную комнату, — сказал мистер Грейвс.

— Не двигаться, — угрожающе предупредил Ворон.

— Ох, да уберите вы это, — сказала Энн, — будьте самим собой. — Она закрыла за собой дверь ванной и прошла к двери спальни. Дверь открылась, и агент, тотчас же приняв галантный тон человека, хорошо известного во всех барах города, произнес:

— Смотрите, какой приятный сюрприз!

— Я шла мимо, — сказала Энн, — и увидела, что дверь открыта. Я хотела прийти поговорить с вами, но не предполагала, что вы встаете так рано.

— Для молодой дамы я всегда готов быть там, где ей угодно, — сказал агент.

— Я хочу приобрести этот дом.

— Постойте, постойте, — сказал мистер Грейвс, молодой старичок в черном костюме, чье бледное лицо и раздраженный тон вызывали в уме образы плохо умытых детей в затхлой и тесной спальне и вечный недосып. — Нельзя же так. Я ведь уже осматриваю этот дом.

— Но мой муж послал меня купить этот дом.

— Но я первый пришел сюда.

— Вы его купили?

— Нет, я хочу сначала его осмотреть, вы понимаете?

— Вот, — сказала Энн, показывая агенту две пятифунтовые бумажки. — Теперь все, что мне остается сделать, это…

— Поставить подпись вот здесь, где пунктирная линия, — ответил агент.

— Дайте мне время, — попросил мистер Грейвс. — Мне нравится этот дом. — Он отошел к окну. — Мне нравится вид отсюда. — Бледное лицо было обращено к искалеченным полям: они тянулись под серыми лентами тумана к горизонту, заставленному кучами шлака. — Совсем как в деревне, — продолжал он. — Жене и детям будет здесь хорошо.

— Мне очень жаль, — сказала Энн, — но видите, я готова заплатить и поставить свою подпись.

— А рекомендации? — спросил агент.

— Я принесу их в контору после обеда.

— Давайте я покажу вам другой дом, мистер Грейвс. — Агент тихонько рыгнул и извинился. — Я не привык заниматься делами до завтрака.

— Нет, — сказал мистер Грейвс, — если я не могу купить именно этот дом, я вообще отказываюсь что бы то ни было покупать. — Бледный и расстроенный, он упрямо стоял посреди самой лучшей в «Сонном Угалке» спальни, бросая вызов судьбе, вызов, который — он знал это из долгого и горького опыта — никогда ни к чему хорошему не приводил.

— Что ж, — сказал агент. — Этот дом я не могу продать вам. Кто первый пришел, того первым и обслужим.

Мистер Грейвс произнес: «Всего хорошего», и понес свою жалкую слабогрудую гордость вниз по лестнице; он, по крайней мере, мог утешаться тем, что если постоянно и опаздывал получить желаемое, то хотя бы не соглашался на суррогаты.

— Я пройду с вами в контору прямо сейчас, — сказала Энн, беря агента под руку и поворачиваясь спиной к ванной комнате, где с потемневшим, осунувшимся лицом стоял в ожидании человек в черном с пистолетом в руке. Они спустились по лестнице в холодный пасмурный день; серый влажный воздух показался ей сладостным, словно воздух солнечного лета, потому что она снова была в безопасности.

Что сказал Аладдин, Когда прибыл в Пекин?

Выстроившись в длинный ряд, девушки послушно семенили ногами, наклоняясь и хлопая ладонями по коленкам, с усталой энергией повторяя: «чин-чин». Они репетировали уже пять часов подряд.

— Так не пойдет. Искры нет. Сначала, пожалуйста.

Что сказал Аладдин…

— А скольких они уже зарезали? — спросила Энн тихонько. — Чин-чин.

— О, с полдюжины.

— Я рада, что приехала в последний момент. Две недели такой пытки! Нет уж, благодарю покорно.

— Неужели нельзя вложить в то, что вы делаете, хоть каплю Искусства? — вопрошал режиссер. — Где ваша гордость? Это вам не какая-нибудь дешевая пантомима.

Что сказал Аладдин…

— Ты выглядишь выжатой как лимон, — сказала Энн.

— Ты тоже не лучше.

— Тут у вас столько разного случается, прямо калейдоскоп какой-то.

— Еще раз, девочки, и перейдем к сцене с мисс Мэйдью.

Что сказал Аладдин, Когда прибыл в Пекин?

— Ты иначе запоешь, когда пробудешь здесь недельку-другую.

Мисс Мэйдью сидела боком в первом ряду, положив ноги на соседнее кресло. На ней был костюм для гольфа — из твида, — и выглядела она так, будто только что явилась с поля для игры или с охоты на куропаток в заросших травою угодьях. По-настоящему ее звали Биннс, а папочка у нее был лорд Фордхэвен. Она произнесла тоном проникновенным и аристократичным, обращаясь к Альфреду Блику: «Я заявила, что не хочу быть представленной ко двору».

— Что за тип сидит в последнем ряду партера? — шепотом спросила Энн. Человек казался ей со сцены всего лишь тенью.

— Не знаю. Не бывал здесь раньше. Думаю, из тех, кто дает на спектакль деньги. Хочет рассмотреть нас получше. — Руби передразнила воображаемого мецената: «Не познакомите ли меня с девочками, мистер Коллиер? Мне хочется поблагодарить их: они так стараются сделать все для успеха спектакля. Как насчет того чтобы пообедать вместе, детка?»

— Прекрати болтовню, Руби, и поживей, — сказал мистер Коллиер.

Что сказал Аладдин, Когда прибыл в Пекин?

— Хорошо. Достаточно.

— Простите, мистер Коллиер, — сказала Руби, — можно задать вам один вопрос?

— А теперь, мисс Мэйдью, ваша сцена с мистером Бликом. Так что вы хотели узнать, Руби?

— Что же все-таки сказал Аладдин?