Эти сочинения Гольбаха блестящи: они остроумны, полны сарказма, бьют врага в самые слабые его стороны, показывают, как бессмысленны, ничтожны и невежественны все построения богословов всех стран, веков и народов. Критика Гольбаха вскрывает абсурдность, ложность всякой поповщины и обман попов. А так как рассуждения Гольбаха не пестрят излишними ссылками на многотомные научные издания, не отсылают читателя к разным трудным еврейским, вавилонским, греческим и иным текстам и касаются лишь тех понятий, построений и утверждений, которые содержатся в библии, то все эти рассуждения очень понятны и массовому читателю.

Конечно для того, чтобы стать на твердую почву и в области отрицания религии, прежде всего необходимо знакомство с основами современной физики, химии, биологии, словом – современного естествознания, но в качестве пособия, первоначальной критики всяческих вымыслов и построений «боговдохновенных» книг работы Гольбаха представляют огромный интерес.

«Бойкая, живая, талантливая, остроумно и открыто нападающая на господствующую поповщину публицистика старых материалистов XVIII в., – писал Ленин, – сплошь и рядом окажется в тысячу раз более подходящей для того, чтобы пробудить людей от религиозного сна, чем скучные, сухие, не иллюстрированные почти никакими умело подобранными фактами пересказы марксизма, которые преобладают в нашей литературе и которые (нечего греха таить) часто марксизм искажают. Все сколько- нибудь крупные произведения Маркса и Энгельса у нас переведены. Опасаться, что старый атеизм и старый материализм останутся у нас недополненными теми исправлениями, которые внесли Маркс и Энгельс, нет решительно никаких оснований».

Останавливаться особо и подробно на каждом из его произведений нет поэтому смысла: всякие имена и мифы разъяснены в примечаниях, а то, что и доселе не потеряло своей ценности и остроты в сочинениях Гольбаха, выше подчеркнуто достаточно.

И совсем уж нечего распространяться о том, что перевод антирелигиозных работ одного из выдающихся материалистов XVIII в. в научном отношении совершенно необходим. Дать образцы того, как боролись с отживающей идеологией буржуазные революционеры в философии, необходимо; показать, как пересмотр всего человеческого знания, начатый в систематическом виде Дидро и его соратниками в большой Энциклопедии XVIII в., происходил и в такой области, как наука о религии, в высшей степени важно.

Эта работа, проводившаяся философами-материалистами, сыграла свою большую роль.

В. Невский

Жизнь Поля-Анри Дитриха (Тири) Гольбаха, являющегося одной из самых обаятельных фигур среди просветителей XVIII в., не богата внешними событиями. Родился он в январе 1725 г. в богатой немецкой семье (в Гейдельсгейме, в Баварии). Отец Гольбаха, о котором, как и об остальной его семье, известно очень мало, оставил ему огромное наследство, которое, по словам одного из энциклопедистов, Морелле (1727–1819), приносило ежегодный доход в 60 тыс. ливров. Совсем молодым Гольбах прибыл для учения в Париж, где он и поселился до конца жизни. В 1750 г. он женился на дочери крупного французского чиновника Женевьеве д’Эн. Потеряв в 1754 г. первую жену, он через два года женился на ее кузине Шарлотте д’Эн, являвшейся одной из наиболее передовых женщин XVIII в. От этого брака у Гольбаха было два сына и две дочери» воспитание которых было поручено знаменитому математику Лиграннеу.

Богатое наследство и разностороннее образование позволили Гольбаху целиком посвятить себя философии и литературной деятельности. О многообразии духовных интересов Гольбаха, об основательности и глубине его знаний с единодушным восторгом отзываются все современники великого французского материалиста. Гольбах, говорит Мармонтель, «который все читал и никогда не забывал ничего интересного, поражал нас всех сокровищами, скопленными в его памяти». «Какую бы систему, – шутил Дидро, – ни придумало мое воображение, я уверен в том, что мой друг Гольбах подыщет мне факты и авторитетные мнения для ее обоснования». «Я никогда не встречал, – пишет Мейстер в своих мемуарах, – человека, более ученого и при том разностороннее образованного, чем Гольбах. Я никогда не видел, чтобы при этом было хотя немного гордости или желания выказать себя». Наконец Нэжон подчеркивает, что Гольбах «разрабатывал все науки и сильно раздвинул рамки многих из них, например философии, морали, политики и так далее, своими переводами он содействовал быстрому прогрессу естественной истории и химии». В своем доме на улице Рояль-Сэн-Рош Гольбах собрал большую библиотеку (около трех тысяч томов, судя по каталогу, напечатанному Дебюром в 1789 г.) и богатейшую коллекцию произведений живописи и скульптуры.

Свои огромные средства Гольбах употреблял на издательские дела (именно его финансовая поддержка позволила Дидро осуществить издание Энциклопедии, этого величайшего коллективного памятника свободомыслия XVIII в.), на благотворительность, на помощь друзьям и единомышленникам. Его салон, в котором по воскресеньям и четвергам в течение многих лет собирались самые передовые люди эпохи, служил главным очагом материалистической и атеистической пропаганды. Дидро, Гельвеций, Руссо (до ссоры с Гольбахом), Гримм, Бюффон, Тюрго, Кенэ, из иностранцев – Юм, Франклин, Пристли, Беккариа, знаменитый актер Гаррик – вот кто в разные периоды являлись завсегдатаями «клуба Гольбаха». Здесь вольнодумцы XVIII в. находили место для свободного обсуждения всех проблем философии, науки и политики. Современники оставили нам достаточно материала для того, чтобы судить, в каком духе «котерия Гольбаха» (по злобному выражению реакционеров) дискутировала философские, религиозные и социальные вопросы. «Там говорились такие вещи, – говорит Морелле, – что гром небесный разразился бы над этим домом, если бы небом карались подобные речи». «Этот дом, – замечает Гара, – походил на институт в такое время, когда институтов еще не было». «Это было наиболее приятное убежище посвященных Энциклопедии, наиболее прославленная их синагога», – говорит Мейстер. Здесь деятели Энциклопедии всегда находили не только «хороший стол, превосходное вино, чудесное кофе», но и оживленный обмен мнений по всем научным вопросам и по всем политическим злобам дня. В «салоне» Гольбаха оттачивались те идеи и лозунги, которые впоследствии явились знаменем революционной «улицы», с оружием в руках штурмовавшей троны и алтари.

С 1752 г. начинается литературная деятельность Гольбаха, поражающая своей плодовитостью и разносторонностью. Сначала Гольбах ограничивался переводом немецких научных трудов и мелкими статьями в Энциклопедии и других изданиях. С 1766 по 1777 г. Гольбах выпускает одно за другим собственные произведения, из которых каждое являлось сокрушительным ударом по церкви и абсолютизму. Из-под пера его вышло множество памфлетов, в которых автор неутомимо громил религию, не идя ни на какие компромиссы, начисто отвергая всякие уступки деизму, пантеизму, «естественной религии» и так далее. Венцом всей литературной работы Гольбаха является «Система природы», имевшая эпохальное значение, недаром за ней утвердилось название «библии материализма» преданностью интересам пропаганды атеизма Гольбах широко привлекал к сотрудничеству других энциклопедистов и материалистов XVIII в. В частности немало участвовали в изданиях Гольбаха Дидро и Нэжон, являвшийся с 1756 г. секретарем Гольбаха по литературной работе. Не подлежит сомнению сотрудничество Дидро и других членов «котерии Гольбаха» и в «Системе природы».

Все свои сочинения Гольбах издавал анонимно, тщательно конспирируя даже в отношении своих ближайших друзей. Обычно Гольбах переправлял свои трактаты (через Нэжона или через какого-нибудь иного испытанного человека) в Голландию к Марку-Михаилу Рею, который и печатал их либо без имени, либо под именем Мирабо, Бернье, покойного Фрере и так далее. Наиболее близкие единомышленники, разумеется, догадывались об истинном авторе этих ниспровергательных сочинений. «Многие из нас, – говорит Морелле, – знали с полной уверенностью, что эти труды исходят от барона, так как мы обнаруживали в них его идеи и его манеру речи. Я могу утверждать это по крайней мере относительно Мармонтеля, Гельвеция, Рейналя, Дареэ, Ру, Сен-Ламбера и Сюара. Это обнаружилось из наших бесед спустя долгое время после смерти барона. Мы жили всегда вместе, и до смерти барона никто из нас не