— Сатанинское отродье! — наконец прорычал он, приближаясь к иезуиту.

— Добились своего! Вы оскверняете святое пристанище, нарушаете законы гостеприимства.

— Что вы там бормочете, старый безумец! Сами вы сатанинское отродье!

— Лицемер! Не думайте, что вам так просто удастся отправить нас в Квебек. Я дрался с индейцами, защищал свою паству. Я буду драться и с вами.

Он поднял свой мощный кулак и с криком «Умри, Сатана» ударил Мэуина прямо в лицо. Кровь хлынула из носа, потекла по губам и белым брыжам иезуита. Пэтридж нанес ему еще один удар в живот и собирался нанести третий, но Мэуин отскочил назад и ногой ударил противника в подбородок. Челюсти неистового пастора с треском сомкнулись.

— Умри и ты, Сатана! — закричала иезуит.

И они накинулись друг на друга с безумной яростью. Один работал кулаками, другой, избегая ударов, так стискивал противника, что трещали кости.

В одно мгновение вокруг дерущихся образовался круг. Все стояли, не в силах раскрыть рта, потрясенные, не решаясь разнять соперников, одержимых ненавистью и дикой жестокостью.

Драка началась столь внезапно, что Анжелика не успела понять, что же произошло. Птицы вдруг подняли в небе страшную суматоху. Их оглушительные крики и шум крыльев заглушали звуки ударов и проклятий, стонов и прерывистого дыхания противников, лишали дара речи сбежавшихся зрителей и придавали этой смертельной битве зловещий, таинственный смысл.

Когда соперники упали, не разжимая адских объятий, кое-кто решился приблизиться, но остановился в бессилии перед бешеной жаждой уничтожения, придававшей обоим нечеловеческие силы. Наконец Анжелика бросилась к противникам, заклиная их успокоиться и разойтись. Но ее едва не опрокинул пастор, который, резко подскочив, освободился от железных объятий Мэуина и нанес ему страшный удар коленом, который пришелся сопернику в печень. У иезуита вырвался хриплый крик.

Словно клещами, одной рукой он схватил англичанина за плечо, а ребром другой принялся наносить ему удары по темени. Лицо пастора почернело от прилившей крови.

Анжелика изо всех сил старалась перекричать адский шум, который подняли птицы.

— Найдите Колена Патюреля! Только он может их разнять! Скорее! Скорее! Они же убивают друг друга!

Она бросилась навстречу Патюрелю, уже спешившему К месту сражения.

— Скорей, Колен, умоляю тебя! Они схватились насмерть!

— Кто?

— Пастор и иезуит!

Колен устремился вперед и властно разорвал круг зевак. Но внезапно воцарилась тишина.

В отдалении стая чаек и бакланов опустилась на скалы, удобно устраиваясь на выступах. Ленивая волна выкатилась на берег, нарушая тишину своим мягким шорохом.

В ужасе, не произнося ни слова, все взирали на два тела, безжизненно распростертые на песке, словно сломанные куклы.

— Он раскроил ему череп, — сказал кто-то.

— Он разорвал ему нутро, — проговорил другой. Пастор был мертв. Его глаза остекленели и вылезли из орбит. Его соперник еще шевелился. Анжелика упала на колени возле отца де Вернона, приподняла восковые веки. Видит ли он ее? Зрачки потускнели и приобрели слепой металлический оттенок.

— Святой отец! Отец мой! Вы видите меня? Вы слышите меня?

Он посмотрел на нее невидящим взором и произнес затухающим голосом:

— Письмо.., д'Оржевалю… Оно не должно…

Голос иезуита сорвался, из горла вырвался хрип, и он умер.

Прошла долгая минута, прежде чем Колен снова наклонился над поверженными телами.

Анжелика пыталась объяснить дрожащим голосом:

— Я не поняла, что произошло. Пастор появился внезапно, вне себя от ярости, и ударил святого отца… Они всегда были врагами… Когда мы плыли по заливу Каско, они постоянно были готовы пустить в ход кулаки…

— Какое страшное несчастье! — произнес Колен. Он разъединил тела, положил их рядом: оба статные, могучие, в церковных одеяних. Закрыв умершим глаза, он попросил два платка и, взяв у женщин косынки, накрыл распухшие лица священников.

— Кто может прочесть заупокойную молитву над ним? — Патюрель указал на пастора.

Смертельно бледный пастор Бокер вышел вперед. Он прочел отрывок из заупокойной молитвы, и присутствующие протестанты вторили ему вполголоса.

— А над иезуитом?

— Я, — робко проговорил молодой монах-капуцин, брат Марк, который все еще находился в Голдсборо.

Он волновался и путался в латинских словах, невпопад посылая крестные знамения. Великий Джек Мэуин жалостливо улыбнулся бы, видя такое.

— Кто из мужчин понесет тела? Из толпы вышли четверо.

— Кто еще? Они слишком тяжелые. Восемь широкоплечих мужчин понесли священников к их последнему пристанищу на вершине утеса.

— Их нужно положить в одну могилу, — сказал Колен.

Эта могила и поныне сохранилась здесь, у подножия сосны, заросшая иван-чаем.

О ней никто не знает. О ней давно позабыли. Но если раздвинуть мох, то откроется серая полуразбитая плита, на которой еще не стерлись слова, вырезанные на камне в те далекие времена по приказу здешнего губернатора:

Здесь покоятся два священника, Что с криком «Умри, Сатана!» Лишили жизни друг друга.

Да будет земля им пухом.

— Где ребенок? — спрашивала у всех Анжелика. — Маленький подопечный отца де Вернона Нильс Аббиал.

Сначала она побежала к опустевшему дому иезуита, но не найдя там мальчика, стала искать его повсюду. Вещи отца де Вернона он, видимо, унес с собой. Анжелике не давали покоя последние слова Джека Мэуина: «Письмо.., д'Оржевалю… Оно не должно…» Анжелика чувствовала, что письме! имеет чрезвычайное значение. Ее воображение разгоралось, Я одновременно росла уверенность, что в этом письме есть ответы на все ее вопросы.

Да, теперь она не сомневалась: иезуит все понял и сорвал покров со всех тайн. Если бы ей удалось отыскать это письмо, она узнала бы имена своих врагов, смогла бы избежать их козней и защитить своих близких.

Отец де Верной несомненно хотел того же самого, когда, собрав последние силы, произнес последние слова:

«Письмо.., д'Оржевалю… Оно не должно…» Что он имел в виду: оно не должно к нему попасть.., или, наоборот, не должно потеряться…

Анжелика попросила Колена собрать людей на поиски мальчика.

Однако наступала ночь, и все пришлось отложить до утра.

Бесполезно было сетовать на жестокость происшедшего.

Со слов двух англичан из лагеря Шамплен понемногу становилась ясна причина разыгравшейся трагедии. В лагере прошел слух, что иезуит, сговорившись с местными папистами, графиней де Пейрак и Коленом Патюрелем, собирался доставить англичан в Квебек в качестве пленников. Прирожденная вспыльчивость пастора-пуританина сыграла свою роковую роль.

На притихший Голдсборо спустились сумерки. И только сверчки и цикады, хозяева ночи, вовсю