последнего желанного приюта на земле… Что именно здесь, да здесь я должна жить… Я не могла.

Тело ее сотрясалось от сдерживаемых рыданий. Через тонкую батистовую сорочку Анжелика чувствовала, что руки герцогини оплели ее, будто гибкие, но прочные и цепкие лианы, что жар, которым та охвачена, проникает сквозь все покровы. В ее душе возникло чувство сострадания и нежности к этой отчаявшейся женщине.

Анжелика дотянулась до ближайшего столика, поставила на него свечу, и с немалым трудом разомкнув пальцы Амбруазины, освободилась от ее судорожных объятий.

В этот момент плотную завесу тумана прорезал звук сигнального рожка, который обычно предупреждал об опасности столкновения кораблей в густом тумане.

Этот долгий унылый сигнал, идущий издалека, со стороны Французского залива, заставил Анжелику содрогнуться и снова усомниться: неужели стоящая перед ней на коленях женщина — та самая герцогиня де Модрибур, которая совсем недавно отбыла в Порт-Руаяль. А вдруг это призрак, мираж, дурной сон наяву? Да и где граница между сном и явью?

Глаза Амбруазины де Модрибур были сказочно прекрасны, из них струился тихий свет, они звали и завораживали.

Снова раздался звук сирены, предупреждая моряков об опасности.

— Но туман! — воскликнула Анжелика. — Как вы добрались в таком тумане? Где ваши девушки? Когда вы высадились на берег?

— В этот час мои девушки, думаю, уже в Порт-Руаяле, — заговорила герцогиня. — Когда мы туда плыли, нам повстречалась рыбачья лодка. Она направлялась к Голдсборо. Я не смогла удержаться. Я велела продолжать путь без меня, а сама попросилась в лодку к рыбакам. Они высадили меня недалеко отсюда. Несмотря на туман, я легко сориентировалась, пошла по направлению к форту, где — я знала — найду вас. Часовые меня узнали.

— Они должны были меня предупредить, — растерянно проговорила Анжелика.

— Разве это важно? Я знала, где находится ваша комната, я поднялась, дверь была незаперта.

Анжелика вспомнила, что перед сном открывала дверь, чтобы услышать человеческие голоса и успокоить себя, а потом забыла задвинуть засов. Итак, именно собственный страх и небрежность — вот чему она была обязана своим ночным кошмаром. Она была вся покрыта испариной от пережитого волнения и ощущала полное бессилие, как после изнуряющей жары. В то же время ее бил озноб, и она едва сдерживалась, чтобы не застучать зубами. Хороший урок! Впредь нельзя поддаваться внезапным порывам и смутным страхам.

Анжелика с радостью устроила бы Амбруазине хорошенькую встряску, чтобы отучить ее впредь проникать в комнату спящего человека и являться ему в виде призрака. Но она прекрасно понимала, что герцогиня де Модрибур была сейчас не совсем вменяема. Казалось, что она в состоянии некоей прострации, движимая бессознательным, отчаянным чувством, проделала весь обратный путь к Голдсборо по морю, а затем шла пешком сквозь туман к форту до комнаты Анжелики.

Руки Амбруазины, все еще сжимавшие Анжелику, были холодными и дрожали. Она по-прежнему стояла на коленях, но, похоже, постепенно приходила в себя и начинала сознавать, что она натворила.

— Простите меня, — прошептала герцогиня. — О! Простите! Что я наделала?! Я у вас в комнате?! Вы ведь не покинете меня, а то я пропаду.

Она начинала бредить.

— Встаньте, вам нужно лечь, — сказала Анжелика, — вы утомлены.

Она помогла герцогине дойти до кровати, стала снимать с нее накидку, как вдруг красная молния пронзила темноту и осветила на миг обеих женщин: мантия была подбита пурпурным атласом, отразившим пламя свечи. Брошенная на постель, она напоминала огромную лужу темной крови. «Откуда у нее этот плащ?» — подумала Анжелика. Но эта мысль исчезла так же быстро, как и появилась. Анжелика все еще не до конца верила в реальность происходящего.

Она помогла Амбруазине лечь в постель на простыни, еще хранившие тепло ее собственного тела.

— Мне холодно, — пожаловалась герцогиня, не раскрывая глаз. Она вздрагивала всем телом, словно в конвульсиях.

«Откуда у нее этот плащ?» — снова промелькнула та же мысль.

Даже сейчас, укрывая словно одеревеневшую и почти бессознательную Амбруазину, Анжелика продолжала сомневаться в том, что это не сон. Вдруг откуда ни возьмись появился котенок с расширенными от страха глазами, молнией пронесся по кровати, пересек комнату и снова забился под шкаф.

«Чего он боится?» Туман просочился в самые крохотные щели и словно стлался по полу, неся с собой промозглую сырость. Анжелика начала дрожать от холода.

Она развела огонь в камине, на маленькой печке сварила крепкий турецкий кофе, выпила его и почувствовала себя лучше. Мысли ее прояснились.

«Какое безумие! Вернуться одной, в такую погоду. Девушки — в Порт-Руаяле, она здесь. Все эти миссионеры витают в облаках… Америка — слишком серьезное испытание для восторженных дам…» Анжелике было жаль Амбруазину де Модрибур. Склонившись над беззащитной, лежащей в забытьи женщиной, Анжелика как будто угадывала ее непростую судьбу, ее прошлое, в котором были боль, горе и отчаянье… Чего она искала подле Анжелики? Чего не могли ей дать ни ее состояние, ни высокое положение, ни слуги?..

— Выпейте, — Анжелика приблизила чашку к губам Амбруазины, поддерживая одной рукой ее почти безжизненную голову.

— Невкусно, — поморщилась та.

— — Это кофе, лучшее лекарство в мире. Через несколько минут вы почувствуете себя лучше. А теперь, скажите-ка мне, — продолжала Анжелика, заметив, как порозовели щеки герцогини. — Вы добрались сюда совершенно одна? С вами был кто-нибудь? Может быть, ваш секретарь или Жоб Симон?

— Нет, нет! Никого, говорю же вам. Я все сделала сама.

Когда я увидела ту лодку, которая плыла из Акадии в Голдсборо… Голдсборо! Вы! Ваша очаровательная подруга Абигель, остальные — любезные, мужественные люди, дни, наполненные радостью и особенно — воздух свободы, которым здесь все дышит… Не знаю, что со мной произошло… Я хотела вновь вас увидеть, убедиться в том, что вы существуете, что это не миф…

— И вас отпустили одну?

— Они все так кричали. Но мне было все равно. Мой порыв был сильнее их доводов. Я приказала им оставить меня в продолжать путь.

«Могу себе представить, какой там поднялся переполох!» — подумала Анжелика.

— Я привыкла, чтобы меня слушались, — с неожиданным вызовом сказала Амбруазина.

— Да, я понимаю. Но все же вы поступили неосмотрительно.

— Ах, не ругайте меня. Я не могу в себе разобраться. Как раз сегодня я поступила так, как сама того желала, а не под принуждением, противным моему естеству…

Голос герцогини звучал жалобно, глаза заблестели, будто наполнившись слезами. Она положила голову с тяжелой копной волос на плечо Анжелике, как это делают маленькие дети.

— Успокойтесь. Поговорим об этом завтра. Вам надо набраться сил. Сейчас ночь. Нужно спать.

— Завтра я перееду в тот дом, где я жила. Мне нравится смотреть с его порога на море. Я вам не помешаю, вот увидите. Я буду жить одна, молиться. Это все, чего я желаю…

— Посмотрим. А сейчас спите.

Анжелика прилегла с другой стороны кровати, закуталась в теплое одеяло и постаралась согреться.

— « Ночь была холодной, и Анжелике пригодилась шкура, которую она расстелила накануне поверх одеяла.

Все еще не до конца избавившись от пережитого страха, она сомневалась, стоит ли гасить огонь,