Довольно забавно был устроен их рот. Казалось, они постоянно надувают губы и корчат рожицы. Один из зверьков, выпрямившись, повернулся к своему соседу и выпятил губы, будто целовал воздух. Тот ответил ему таким же поцелуем. Они напоминали грудных детей, оторванных от материнской груди. Ну конечно! Их ротовой аппарат, скорее, приспособлен для сосания, чем для пережевывания.

Как это… странно. Я наблюдал и фотографировал, в то время как расстояние между вертолетом и принюхивающимися к нему кроликособаками сокращалось. То одна, то другая совала рыльце в пудру, втягивала ее и жевала. Что они ели — саму пудру или кормящуюся в ней мелочь, — разобрать не удалось, хотя это могло решить вопрос о наличии у них интеллекта. Вдруг это те разумные существа, которых мы ищем?

Ноздри у них были сужены, а глаза прищурены из-за пудры, но довольно часто какая-нибудь из кроликособак останавливалась и на мгновение широко открывала глаза, большие и круглые, как у щенка. Вероятно, таков их нормальный облик, когда они не разгуливают по пояс в пудре.

Я констатировал:

— Дела наши из рук вон плохи.

Лиз удивленно взглянула на меня:

— Да?

— Вы убеждаете людей, что все хторране — отвратительные, мерзкие твари, верно?

— Верно.

— И в подтверждение показываете им картинки, так?

— Продолжайте.

— Как вы думаете, долго ли вам удастся торговать этим товаром, после того как портреты столь симпатичных зверушек станут достоянием общественности?

— Вы правы, — согласилась она. — Новости действительно плохие.

— Нам придется засекретить эти кадры, по крайней мере до тех пор, пока мы не выясним, что это за существа. Они могут оказаться опаснее остальных, хотя и выглядят очень мило.

Тем временем первая из зверушек добралась до обтекателя. Она вскарабкалась на бок вертушки и заглянула внутрь, мигая, как сова. С лапками, прижатыми к стеклу, она напоминала малыша, приникшего к витрине кондитерской лавки. Она ощупала губами стекло, явно пробуя его на вкус.

— Я все жду, когда она тявкнет, — шепнула Лиз.

— Чтоб ему провалиться, гаду! — прорычал я сквозь зубы. — Ишь, как притворяется, тварь.

Зверек деликатно облизнулся. Интресно, что бы это значило? На вертолет уже карабкались другие кроликосо-баки.

Через минуту все стекло загораживали маленькие мордочки, разглядывающие нас.

— Не хотелось признаваться, — вздохнула Лиз, — но. кажется, я боюсь.

— Я тоже. Никогда не думал, что испугаюсь стайки плюшевых медвежат.

— Они разглядывают нас. Что им надо?

— Откуда я знаю? — Все время я, не отрываясь, сни-мал. — Может, им просто интересно. — Я опустил каме-ру. — Мне пришла в голову одна мысль. Вы поснимаете?

— Конечно. Я готова, начинайте. Наклонившись вперед, я приставил ладони к стеклу напротив лапок кроликособаки — они были не больше детской ладошки.

Зверек мигнул. Он попробовал понюхать мои руки сквозь обтекатель, попытался пососать стекло, потом, нахмурившись, замер. Он явно не понимал, в чем дело. Зверек моргнул и повторил все снова, только на этот раз лизнул стекло мягким розовым язычком. Остальные с любопытством наблюдали за происходящим.

— Они не кажутся очень умными, — — заметила Лиз.

— Просто они никогда не видели стекло, вот и пробуют его.

Кроликособака снова моргнула, я медленно мигнул в ответ, как можно шире раскрыв глаза и затем как можно крепче зажмурившись. Кроликособака оскалила зубы. Я тоже оскалился — изо всех сил растянув губы. Кроликособака (другого слова не подобрать) улыбнулась. Я улыбнулся тоже, расплывшись в широчайшей ухмылке типичного идиота.

— По-моему, вы разговариваете, — решила Лиз. Интересно, о чем мы только что беседовали?

— Вы напоминаете двух братьев…

— Замолчите, — отрезал я, по-прежнему широко улыбаясь кроликособаке. — Может, мы вырабатываем условия мирного договора…

Кроликособака скорчила рожицу, оттянув щеки, что придало мордочке странное выражение.

— А ну-ка, — подбодрила Лиз. Я проглотил слюну.

— Иду на это только ради человечества.

И я скорчил рожу в ответ: зацепил пальцами уголки губ, растянул их, свел глаза на переносице и дотронулся языком до кончика носа.

От удивления кроликособака свалилась на землю. За ней попрыгали остальные.

— О Господи, кажется, я их оскорбил.

Кроликособаки катались в пыли, суча своими ножками и поднимая облака бледно-розовой пыли. Казалось, их всех одновременно хватил удар.

— Может, вы преувеличиваете? — засомневалась Лиз. Она по-прежнему снимала, и камера была направлена на меня.

— Вот так, — грозно произнес я в назидание потомству, — и погиб капитан Кук.