Она шагнула навстречу быку, оскалилась и зарычала.
Он заколебался. Она зарычала снова. Бык начал сникать. Флетчер чередовала рычание со злым ворчанием. Бык попятился. Она ощерилась и закричала:
— На-на-на-на-на!
Бык повернулся и быстро пошел прочь.
— Очень эффективно…
Но тут я заметил, что лицо ее стало пепельным.
— Что случилось?
— Ничего.
— Чушь, — возразил я. — Вы не умеете лгать. Флетчер хотела уйти, но я схватил ее за руку.
— Вы никого не одурачите.
Она выдернула руку, повернулась ко мне спиной и закрыла лицо ладонями; плечи ее подрагивали. Нащупав платок, она вытерла глаза.
— Мы любили друг друга. Я до сих пор не могу спокойно смотреть на него. Особенно… когда он ведет себя так. Простите.
Я не знал, что сказать, поэтому промолчал, взял Флетчер под руку и повел к джипу. Мы сели в машину, но она не заводила мотор.
— Поэтому вы интересуетесь стадом? Она кивнула.
— Я хочу знать, что с ним все в порядке. Я обязана делать это ради него.
— И еще?.. — подсказал я. Флетчер вздохнула.
— И еще я надеюсь понять стадо. И… вернуть его обратно.
Она потерла нос. Глаза ее покраснели.
— Он вам дорог? Она кивнула.
— Он был… не такой, как все. Настоящий мужчина, ласковый и безупречный, как джентльмен. — Она посмотрела на толпу — Иногда…
Фраза осталась незаконченной. Я проследил за взглядом Флетчер.
— Это ведь очень заманчиво. Они живут в своем мире. Наслаждаются и радуются. — И она добавила: — Они, наверное, единственные на планете могут себе это позволить.
— Хотел бы я знать, сколько они протянут, если о них перестанут заботиться. Такие наслаждения — опасная роскошь. Не думаю, что мы с вами когда-нибудь позволим себе так радоваться жизни. Во всяком случае, не скоро.
Она не ответила — смотрела на стадо. Бык нашел себе партнера для дневных развлечений — подростка, не сводившего с него восторженных глаз. Но теперь бык не так возбуждался. Я искоса посмотрел на Флетчер: это была прежняя Флетчер, хладнокровная и решительная.
Джип завелся с пол-оборота, и мы покатили обратно в Окленд. Она молчала, пока мы не доехали до середины моста.
— Можете сделать мне одолжение? — попросила она.
— Конечно.
— Не говорите никому об этом.
— Я там не был.
Флетчер благодарно улыбнулась:
— Спасибо.
Теперь настала моя очередь.
— Между прочим, я бы не хотел, чтобы Дьюк знал о моей… реакции.
Она включила автопилот и оттолкнула от себя руль.
— Об этом он никогда не услышит.
— Спасибо.
Флетчер потянулась и похлопала меня по руке: мы заключили тайный договор. Теперь все о'кей.
Она высадила меня у казармы, помахала на прощанье и пообещала внести мою фамилию в список для свободного входа в лабораторную секцию. Я смотрел ей вслед и думал о том, сколько раз в неделю она ездит в Сан-Франциско. Впрочем, это действительно не мое дело.
Дьюка дома не оказалось, но он оставил записку: «Ложись спать пораньше. Подъем в шесть». На койке лежали новые инструкции. Я пролистал их за едой. Корректировка стрельбы? И ради этого нас выдернули из Колорадо?
Чепуха какая-то. Я лег расстроенный, всю ночь ворочался, слышал голоса. Но они так ничего и не объяснили.
СКОРПИОНЫ
Из кислого винограда обычно получается кислое вино.
Утро наступило досадно быстро. Я встал с койки, включил автопилот, покинул свою телесную облочку и пришел в себя уже в джипе — меня разбудил шум. Мы катили по маслянистому потрескавшемуся гудрону Ок-лендского международного аэропорта, где в конце взлетно-посадочной полосы ожидал полностью готовый «Бан-ши-6» с уже ревущими двигателями.
Дьюк подогнал джип к самому вертолету. Зажав уши, я следом за ним взбежал по трапу. Едва мы ввалились, как люк автоматически захлопнулся. Пилот не стала ждать, пока мы займем места, и взялась за штурвал. Я бросил вещмешок и упал в кресло. Дамочка вознесла нас так шустро, что я не успел застегнуть привязные ремни.
Она говорила в микрофон:
— … Ложусь на курс три-пять-два. Можете выпускать своих пташек. Мы подхватим их над заливом Сан-Пабло.
Нельзя не узнать этот голос. Лиз Тирелли. Я наклонился к Дьюку.
— Помнишь, как Тед и я улетали с «Альфа Браво»? — Дьюк кивнул. — У нас та же летчица.
Лизард включила автопилот и развернула кресло к нам. Она ничуть не изменилась, оставшись такой же хорошенькой, какой я ее запомнил. Жаль только, напялила этот шлем — мне нравились рыженькие.
— Я — полковник Тирелли, — представилась она. — Вы капитан Андерсон?