Тут он увидел окровавленный камзол Дагориана, и улыбка сошла с его лица.

— Не беспокойся обо мне, — слабо улыбнувшись, ответил Дагориан. — Делай, как он говорит.

Антикас кинжалом откромсал рукав рубашки и перевязал рану над левой бровью.

— Грех портить такое тонкое полотно. Мой портной будет весьма недоволен. Смотри не уходи никуда — я скоро вернусь.

— Ручаюсь, что не уйду, — ответил Дагориан. — Возьми мой грозовой меч — я чувствую, он тебе понадобится.

Вооружившись двумя черными мечами, Антикас вышел на середину моста и спросил высокого воина:

— Как тебя звать?

— Голбар.

— Ну пошли, Голбар, попляшем.

— Смотри же, не отставай, человек. — Голбар снял перчатки. За ними последовали черный панцирь, наплечники, прочие части доспехов и, наконец, шлем. Стали видны его белые волосы и бледное темноглазое лицо. Один из товарищей бросил Голбару второй меч, и воин перебрался через завал, двигаясь быстро и грациозно.

Антикас атаковал, и молния сверкнула в месте схождения их клинков. Креакин с легкостью отразил атаку, Антикас же едва избежал смертельного рипоста. Пострадала только его рубашка, и без того испорченная. Креакин с ошеломляющей быстротой перешел в наступление, и Антикас понял, что борется за свою жизнь. Никогда еще он не встречался со столь искусным соперником, который к тому же действовал бы с такой быстротой. Креакин теснил его назад, и Антикас отражал удары с растущим отчаянием. К этому чувству примешивался гнев — он понимал, что креакин с ним играет. Дважды Голбар мог бы убить его, воспользовавшись брешью в защите, и дважды ограничился тем, что слегка оцарапал ему грудь.

— Ты молодец, — произнес креакин, продолжая наступать. — Не самый лучший из тех, кого я убивал, но в числе лучших. Дай мне знать, когда будешь готов умереть.

Антикас не ответил. Несмотря на усталость и отчаянную борьбу за жизнь, он следил за движениями противника, отыскивая слабину. Тот одинаково хорошо дрался обеими руками, как и Антикас, но больше полагался на правую и предпочитал колющие удары рубящим. Антикас отскочил назад и сказал:

— Я готов. — Креакин атаковал, но Антикас, вместо того чтобы отступить, метнулся вперед. Голбар, как он и ожидал, нанес молниеносный выпад правым мечом. Антикас отклонился вправо, и вражеский клинок проехался ему по ребрам. Тогда он, превозмогая боль, вогнал свой черный меч в грудь креакина и пронзил сердце. Темные глаза Голбара широко раскрылись от неожиданности и боли, мечи выпали из рук. Не сказав больше ни слова, он навзничь повалился на мост.

— Ну, кто следующий? — спросил Антикас, повернувшись к трем остальным.

— Никто, — ответили ему. — Голбар всегда любил порисоваться.

Они двинулись на него все разом. Антикас ждал, полный решимости захватить с собой хотя бы одного.

Над горами взошла луна, подул холодный ветерок. Как просто было бы добежать до коня и ускакать — ведь сразиться можно и завтра. Антикас бросил взгляд на Дагориана. Тот сидел не шевелясь, зажимая руками страшную рану на животе. Антикасу вдруг захотелось рассказать ему, почему он остался защищать мост, рассказать об искуплении, о Каре, которую он потерял. Но времени уже не было.

Креакины перелезали через заграждение, и он приготовился встретить их.

В этот миг из леса, ломая деревья, вырвалось что-то белое громадной величины. С ужасающим визгом оно помчалось к мосту. Антикас, не веря собственным глазам, смотрел на это чудовище с клинообразной головой и разинутой пастью. Оно неслось с поразительной быстротой. Из раны у него на плече струилась кровь и торчало сломанное копье.

Трое креакинов повернулись лицом к зверю. Бежать им было некуда, разве что прыгнуть в реку. Они остались на месте, крошечные по сравнению с несущимся на них чудищем. Один попытался атаковать, но когтистая лапа снесла его голову с плеч. Зубы зверя вцепились в плечо второго воина и вскинули его в воздух. Креакин вонзил меч в шею зверя, и тот, мотнув головой, швырнул врага в реку. Креакин скрылся под водой. Третий, подбежав, воткнул меч в белое, как у рыбы, брюхо. Из раны хлынула кровь. Зверь сокрушил когтями доспехи воина и бросил его на мост. Креакин попытался увернуться, но челюсти сомкнулись, перекусив его пополам.

Чудовище стало на дыбы и заревело от боли, да так, что затрясся весь мост. Из дыры у него на брюхе вываливались внутренности. Увидев одиноко стоящего Антикаса, зверь сделал два неверных шага к нему, накренился и рухнул в реку.

Антикас подошел к перилам и посмотрел вниз. Тело зверя медленно заплывало к далекому водопаду.

Помня предостережение Калижкана относительно чудесной способности креакинов к исцелению, Антикас скинул в реку обе половины перекушенного тела. Туда же отправился второй креакин вместе с оторванной головой. Антикас открыл забрало шлема, который так и остался на ней, и увидел два живых, горящих ненавистью глаза. Губы шевельнулись, но не смогли ничего вымолвить из-за разрыва голосовых связок. Голова полетела в воду, а за ней последовало тело Голбара.

Обессиленный Антикас присел рядом с Дагорианом и спросил:

— Как ты?

— Боли нет, но я больше не чувствую ног. Я умираю, Антикас.

— Да, дренай, ты умираешь, но мы победили.

— Возможно, мы просто отсрочили неизбежное. Остались еще четверо креакинов, и вентрийская армия перекрывает дорогу к морю.

— Пусть завтрашний день сам позаботится о себе. Ты сражался отважно, и для меня было честью биться рядом с тобой. Я не знаю, какова твоя вера: есть ли у вас Чертог Героев?

— Нет.

— Тогда переходи лучше в мою, дружище. Там ты найдешь дворец, полный юных дев, готовых выполнить любое твое желание. Дворец, где льется вино, звучат песни и вечно сияет солнце.

— Да… это хорошо, — прошептал Дагориан.

— Я помолюсь за тебя, дренай, и моя молитва осветит тебе дорогу. Следуй за ней к моему дворцу — там мы и встретимся. — Антикас закрыл мертвые глаза Дагориана, вложил оба грозовых меча в ножны и медленно зашагал к лошадям. Мелкая рана на груди запеклась и причиняла боль. Он сел в седло, оглянулся на мост и, верный слову, прочел путеводную молитву для души Дагориана.

Потом взял за повод лошадь убитого и отправился следом за остальными.