это ни было. А когда какой-нибудь подход оказывался неудачным, эта штука не догадывалась, что надо остановиться. Даже если наш искусственный интеллект будет работать, нет никакой гарантии, что он не окажется, с нашей точки зрения, ненормальным.

Брайан потер небритую щеку и взглянул на замершую в неподвижности машину.

— Давайте-ха как следует посмотрим вот здесь, — он ткнул пальцем в схему на экране. — Здесь видно, что случилось на этот раз. У Робина-3-1 была слишком сильная блокировка, и он отключался. Поэтому я изменил этот параметр, и теперь блокировка недостаточна.

— Так что же делать?

— Ответ простой — ответа не существует. Нет, это никакая не мистика. Я хочу сказать, что координатор должен знать больше. Именно потому, что чудес не бывает, что общего решения нет. Не может быть простого рецепта, который срабатывал бы во всех случаях, — потому что все случаи разные. Стоит только это признать, как все становится намного понятнее! Координатор должен быть связан с базой знаний. И тогда он сможет на опыте учиться тому, что должен делать!

— Вы хотите сказать, что он узнает, какую стратегию применить в данной ситуации, вспомнив, какая пригодилась ему в прошлом?

— Именно так. Вместо того чтобы искать жесткую формулу, которая срабатывала бы всегда, пусть учится на опыте, от одного случая к другому. Потому что нам нужна машина, которая была бы разумна сама по себе, чтобы не приходилось постоянно дежурить поблизости, поправляя ее, когда что-то идет не так. Мы должны научить ее исправлять ошибки по мере их появления. Исправлять самостоятельно, без нашей помощи. Теперь я знаю, что делать. Помните, когда она словно ходила по кругу, повторяя одно и то же? Нам-то легко было видеть, что она бьется на одном месте. Но она не понимала, что зациклилась, — и именно потому, что зациклилась, она не могла выйти за пределы замкнутого круга и увидеть его со стороны. Это мы исправим — добавим записывающее устройство, которое будет запоминать, что она только что делала. И часы, которые будут то и дело прерывать работу программы, чтобы она могла просмотреть запись и увидеть, что движется по кругу.

— Или еще лучше — добавить еще один процессор, который будет постоянно работать, присматривая за первым. Мозг Б для присмотра за мозгом А.

— А может быть, и мозг В для присмотра, не зациклился ли мозг Б. Черт возьми! Я только что вспомнил, что в одной из моих старых записей говорилось: «Здесь поставить мозг Б, чтобы подавить зацикливание». Надо бы мне, конечно, тогда писать пояснее. Дайте-ка я прикину, каким должен быть этот мозг Б.

— Только не сейчас! В таком состоянии вы все испортите.

— Вы правы. Пора спать. Лягу, не беспокойтесь, только сначала чего-нибудь поем.

— Я пойду с вами и выпью кофе.

Брайан отпер дверь и сощурился от яркого солнечного света.

— Вы мне как будто не доверяете.

— Да, не доверяю — после сегодняшней ночи.

Шелли прихлебывала кофе, пока Брайан расправлялся с завтраком по-техасски — бифштексом с яйцом и оладьями. Не в состоянии его одолеть, он перевел дух и отодвинул тарелку. Если не считать двух сменившихся с дежурства охранников, которые сидели за столом в дальнем углу, они были в столовой одни.

— Вот теперь я чувствую себя более или менее человеком, — сказал он. — Еще кофе?

— Нет, мне более чем достаточно, спасибо. Как вы думаете, сумеете вы наладить ваш свихнувшийся искусственный интеллект?

— Нет, я так на него разозлился, что стер ему всю память. Придется заново переписать кое-какие программы, прежде чем мы снова его загрузим. Это займет пару часов. Даже ассемблеру «лама-5» требуется для таких вещей много времени. И на этот раз, прежде чем запускать новый вариант, я хочу сделать резервную копию.

— Это значит — дубликат. А как вы думаете, когда у вас будет работающий человекоподобный искусственный интеллект, можно будет снять копию и с него?

— Конечно. Что бы он ни делал, это все равно всего лишь программа. Программу всегда можно скопировать, и любая копия ничем не будет от нее отличаться. А почему вы спрашиваете?

— Проблема индивидуальности. Будет ли второй искусственный интеллект в точности таким же, как и первый?

— Да, но только в тот момент, как будет скопирован. А как только заработает, начнет думать сам, — станет меняться. Вспомните: мы не что иное, как наша память. Когда мы что-то забываем, или чему-нибудь обучаемся, или нам приходит в голову новая мысль, новая ассоциация, — мы меняемся. Становимся кем-то другим. И это же относится к искусственному интеллекту.

— Вы в этом уверены? — спросила она с сомнением.

— Безусловно. Потому что именно так функционирует сознание. А это значит, что мне придется еще много поработать над критериями оценки. Потому-то и оказались неудачными столько прежних вариантов Робина. Проблема в оценке последствий — мы об этом уже говорили. На самом деле схема «возбудитель — реакция — вознаграждение» для обучения не годится: таким способом можно решать только простые задачи, дающие непосредственный результат. Нет, нужно добиваться масштабного мышления, надо обдумывать долгосрочные последствия, выяснять, какие стратегии действительно были эффективными, а какие заводили в тупик, какие ходы, казавшиеся полезными, на самом деле ничего не дали.

— У вас получается, что сознание — это что-то вроде... вроде луковицы.

— Ну да. — Он улыбнулся этому сравнению. — Хорошая аналогия. Слой за слоем, и все соединены между собой. Человеческая память не просто ассоциативна, она не ограничивается сопоставлением ситуаций, реакций на них и результатов. Это еще и прогноз. Возникающие ассоциации тоже должны включать долгосрочные цели и планы. Вот почему так важна разница между краткосрочной и долговременной памятью. Почему требуется примерно час, чтобы запомнить что-то надолго? Потому что должен быть какой-то буферный период, чтобы решить, какое поведение на самом деле достаточно полезно, чтобы занести его в память.

Внезапно он ощутил усталость. Кофе остыл, голова начинала болеть, надвигалась депрессия. Шелли заметила это и дотронулась до его руки.

— Пора спать, — сказала она. Он вяло кивнул и с трудом поднялся со стула.

Беникоф постучал, и Шелли открыла ему дверь.

— Брайан только что пришел, — сказала она. — Я как раз достала для него пива. Вам тоже?

— Если не трудно.

— Заходите, взгляните, как я устроилась, — в конце концов, оплатили все это вы.

Она ввела его в гостиную, где были тщательно вытравлены все следы казармы. Окно обрамляли шторы от пола до потолка из яркой ткани ручной работы. Темно-оранжевый ковер был подобран в тон их рисунку, с ним гармонировали и изящные линии датской мебели из тикового дерева, а почти целую стену занимало красочное пятно посткубистской картины.

— Прекрасно смотрится, — сказал Бен. — Теперь я понимаю, почему бухгалтерия была в истерике.

— Вовсе не из-за этого. Ткань и ковер — это израильский дизайн и арабская работа, стоили они не так уж дорого. Картину дала мне на время художница, моя подруга, она надеется, что кто-нибудь ее купит. Большая часть денег пошла на кухню — она оборудована по последнему слову техники. Хотите посмотреть?

— Сначала пиво. Мне нужно к этому подготовиться.

— Не хотите ли вы раскрыть тайну этого приглашения на таиландский обед? — спросил Брайан,