— Да, ваша честь!

— Думаю, — сказал судья Маркхэм, — что суд может разрешить вам допрашивать свидетеля о том, где он находился, что делал, что видел и, в общем, что слышал, не уточняя то, что кто-то другой говорил в его присутствии. Считаю, что это может завести нас слишком далеко, особенно если касается фактов, не имеющих существенного значения и не связанных напрямую с делом обвиняемого.

— Очень хорошо, ваша честь!

На мгновение наступила тишина.

— Продолжайте, — распорядился судья Маркхэм, обращаясь к Мейсону.

— Где вы находились во время телефонного разговора? — спросил Мейсон.

— На улице напротив дома миссис Дорис Салли Кент.

— Вы лично знакомы с ней?

— Да.

— Она сама ответила на звонок?

— Возражаю, — вмешался Бюргер, — на том же основании, что и раньше. Защитник не вправе доказывать факты, не имеющие к делу прямого отношения, подвергая перекрестному допросу моего свидетеля.

— Вправе, если свидетель коснулся этих фактов тогда, когда отвечал на ваши вопросы.

— Считаю, что следует отклонить возражения обвинения, — заметил судья Маркхэм, — думаю, не помешает убедиться в достоверности показаний о том, что свидетель во время убийства действительно находился в Санта-Барбаре. Однако я не допущу, чтобы в качестве такого доказательства использовалось содержание подслушанного чужого разговора. Разрешаю защите получить ответ на вопрос, так как считаю, что это имеет отношение к делу.

— Итак, она отвечала по телефону?

— Да.

— Вы видели ее отчетливо?

— Да.

— Между прочим, вы знаете… — Мейсон оборвал фразу на середине, когда, развернувшись на своем вращающемся стуле, взглянул в переполненный зал. Внезапно он оказался на ногах. — Ваша честь, — обратился он к судье, — я только что заметил в зале суда миссис Дорис Салли Кент, понимаю, что вначале ей была вручена повестка как свидетелю со стороны обвинения, но ввиду того, что ею были предприняты действия, направленные на то, чтобы отменить через суд решение о разводе, возник вопрос — правомерно ли использовать ее показания против обвиняемого в этом процессе. Однако совсем недавно, в ходе обсуждения, с ней было достигнуто соглашение, где были оговорены условия, на которых она согласилась признать действительным окончательное решение о расторжении брака между нею и Питером Кентом. Исходя из этого и пользуясь случаем, что миссис Кент сейчас находится в зале, я хотел бы использовать ее как свидетеля со стороны защиты. Могу я просить суд дать указание миссис Кент не покидать здания суда, пока я не смогу вручить ей повестку?

Судья Маркхэм, нахмурившись, произнес:

— Миссис Дорис Салли Кент, встаньте, пожалуйста! Поднялась молодая белокурая женщина. Все головы повернулись в ее сторону.

— Вы не должны покидать зал суда, — приказал судья, — пока защитник не получит возможность вручить вам повестку, а чтобы ускорить этот процесс, суд удаляется на десять минут, в течение которых миссис Кент, как я еще раз предупреждаю, должна находиться на месте. Во время отсутствия суда, напоминаю присяжным, они не должны обсуждать между собой или с кем бы то ни было любые аспекты этого дела и ни в какой форме не высказывать своего мнения относительно виновности или невиновности обвиняемого до тех пор, пока суд не предоставит им это право. Суд удаляется на десять минут.

Судья Маркхэм отправился в отведенное для него помещение. Зал тут же зашумел и заволновался. Мейсон, подойдя к столу секретаря суда, заполнил повестку и передал судебному приставу с наказом вручить ее миссис Кент. Затем небрежной походкой направился к двери, ведущей в помещение, куда удалился судья. К нему присоединился Гамильтон Бюргер, который натянуто предложил:

— Думаю, для нас обоих будет лучше, если мы посетим судью Маркхэма вместе.

— Да, не сомневаюсь, — с иронией согласился Мейсон.

На пару они вошли в апартаменты судьи. Тот сидел за столом, заваленным книгами по юриспруденции, и взглянул на них поверх свода законов, который просматривал, с видом человека, которого оторвали от важного занятия.

— Я не хотел делать подобного заявления перед присяжными, судья Маркхэм, — сказал холодно официальным тоном Бюргер, — но считаю, что суд должен осудить поведение мистера Мейсона.

— Мое поведение? — спросил Мейсон.

— Да.

— В какой части?

— В части того, что вы преднамеренно занимались подделкой вещественных доказательств, — я имею в виду, достали такой же нож и тайком подложили его в ящик буфета, — чтобы усложнить и запутать расследование убийства.

— Но я достал похожий нож не с этой целью, — возразил Мейсон. Судья Маркхэм нахмурился, на его лице читалось сожаление.

— Боюсь, защитник… — начал было он, но что-то в лице Мейсона заставило его оборвать фразу.

Бюргер с жаром обрушился на адвоката:

— Вам от этого не отвертеться, Мейсон. Эдна Хаммер показала под присягой, что ваши намерения были доподлинно такими.

— Но она ничего не знала о моих намерениях, — уточнил Мейсон, — она не умеет читать чужие мысли и не эксперт по телепатии.

— Но она дала показания о том, что вы рассказали ей о своих намерениях.

— О да, — согласился Мейсон, — это я ей говорил.

— И как я сейчас понимаю, — спросил судья Маркхэм, — теперь вы собираетесь заявить, что намеренно ее обманули?

— А то как же, — ответил Мейсон.

— Во имя дьявола, куда вы клоните? — потребовал объяснений Бюргер.

Мейсон приступил к рассказу:

— О, я предполагал, что она, возможно, подвержена лунатизму. Видите ли, Бюргер, ключ от ящика буфета был только у нее — и, однако, нож исчез. Конечно, не исключалась вероятность, что Кент отмычкой открыл замок или у него был дубликат ключа, вот поэтому, пока Кент был в тюрьме, я решил организовать еще один тест. Моя теория зиждилась на том, что Эдна Хаммер и сама лунатичка, что она беспокоилась о своем дяде и отправилась спать с мыслью об этом разделочном ноже, накрепко засевшей у нее в мозгу. Мой опыт общения с ней, когда она прятала чашку в нишу под крышкой кофейного столика, убедил меня, что она и раньше прятала в нише различные вещи и пользовалась ею как тайником. Поэтому вполне естественно выглядело то, что, беспокоясь во сне о ноже и решив, что ящик буфета не является достаточно надежным для него местом, она встала и, одетая только в ночную рубашку, отперла ящик буфета, достала нож, заперла ящик снова и спрятала нож в нише под крышкой кофейного столика. Я чувствовал, что единственный способ подтвердить мою догадку — это создать аналогичные обстоятельства, поэтому вручил ей другой разделочный нож и внушил, насколько важно положить и запереть его в ящике. В эту ночь светила полная луна, и она отправилась спать с мыслью о ноже. Привычка взяла свое. Когда я начну излагать свою версию, мистер Бюргер, я докажу, что нож, представленный суду как экспонат «А», был тем самым ножом, который я дал ей спрятать в ящике буфета и впоследствии обнаруженным одним из сыщиков Пола Дрейка в нише под крышкой кофейного столика.

— Уж не хотите ли вы заявить, что она убила Риза, — воскликнул Бюргер, — это же нелепо! Это явный абсурд!

Мейсон рассматривал кончик своей сигареты.

— Нет, — возразил он, — не думаю, что сделаю такое заявление. Моя версия будет дорабатываться