— Вошло ли у вас в привычку время от времени использовать эту нишу под крышкой кофейного столика как тайник, где вы прятали некоторые вещи, Эдна?
— Да, сэр, вошло в привычку.
— Поэтому, когда вы заперли ящик буфета вечером тринадцатого и отправились спать с засевшей в голове мыслью, что ваш дядя, возможно, достает этот нож, когда разгуливает во сне, то когда и сами подверглись воздействию лунатизма, подсознательно не веря, что замок на ящике — надежная гарантия того, что нож не попадет в руки дяди, то взяли нож из ящика и спрятали его в нише под крышкой кофейного столика, причем ровно в пятнадцать минут первого ночи, не так ли?
— Возражаю! — воскликнул Бюргер. — Вопрос не соответствует процедуре перекрестного допроса. Носит предположительный характер. Задан не по существу. Не имеет под собой никакого основания.
— Напротив, вопрос глубоко обоснован, — заверил Мейсон суд. — Свидетельница показала, что заперла ящик буфета, показала, что видела нож утром тринадцатого, как и то, что в следующий раз увидела этот нож утром четырнадцатого. Я вправе допросить ее, чтобы доказать, что она, возможно, видела этот нож еще раньше утром четырнадцатого, а именно тогда, когда доставала его из ящика.
— Но, — возразил Бюргер, — если она сделала это в состоянии лунатизма, то как она может знать о том, что вытащила нож из ящика?
— В этом случае, — ответил Мейсон, — ей достаточно будет сказать: не знаю.
Судья Маркхэм кивнул:
— Возражение обвинения не принимается. Эдна Хаммер ответила чуть не плача:
— Я не знаю.
Мейсон сделал жест, как бы подводя чету.
— У меня все, — заявил он.
Гамильтон Бюргер обменялся взглядом с молодым Блэйном, затем они вновь вполголоса возобновили консультацию.
— Еще вопросы будут? — спросил у них судья Маркхэм.
— Прошу прощения, если мы попросим у высокого суда предоставить нам еще две-три минуты на размышление, — ответил Бюргер, — так как дело в целом приобрело неожиданный оборот.
Блэйн что-то неистово ему зашептал, но Бюргер медленно покачал головой, затем спустя момент сказал:
— Хорошо, воспользуюсь предоставленным нам правом и задам мисс Хаммер несколько вопросов. Как я понял, вы признались, что подвержены лунатизму, мисс Хаммер?
— Да, призналась.
— Когда вы впервые узнали о том, что разгуливаете во сне?
— Недель шесть назад, а может, и два месяца. А возможно, и немного раньше.
— А как вы это обнаружили?
— Я беспокоилась о некоторых важных бумагах дяди Питера. Он оставил их на письменном столе в гостиной. Я сказала ему, что не думаю, что это для них подходящее место, но он ответил, что все нормально и их там никто не тронет. Я отправилась спать, глубоко обеспокоенная этим, и утром, когда встала, бумаги оказались у меня под подушкой.
Бюргер повернулся к Блэйну, словно говоря всем своим видом: ну что, разве я не прав? Тот поежился, явно испытывая смущение, и шепотом сказал Бюргеру еще что-то. Бюргер вновь обернулся к Эдне:
— Почему вы не сказали нам об этом?
— Меня никто не спрашивал.
— И именно тогда достали эту книгу о лунатизме?
— Выписала ее, да, тогда.
— Почему?
— Потому что хотела изучить ее и выяснить, смогу ли я сама излечиться, а также убедиться — наследственное это у меня или нет. Иными словами, тяготеет ли надо мной проклятие предков.
— А сами между тем продолжали разгуливать по ночам во сне?
— Да.
Бюргер со свирепым видом повернулся к Блэйну. Мейсон, глядя через пространство, разделяющее столы защиты и обвинения, ухмыльнулся, когда оба юриста шепотом вступили между собой в горячий спор. Доносившиеся до него свистящие и шипящие звуки не давали возможности разобрать, о чем шла речь, но были достаточно громкими, чтобы судить о том, что Бюргер раздражен до предела.
— У нас все! — скорее огрызнулся он, чем объявил, невзирая на все возражения, нашептываемые Блэйном.
— У вас не возникло в связи с вопросами обвинения желания продолжить допрос свидетельницы? — спросил у Мейсона судья Маркхэм.
Мейсон покачал головой:
— Нет, ваша честь, я вполне удовлетворен показаниями свидетельницы в той форме, как она их изложила.
— На этом все, мисс Хаммер, — объявил судья. — Вызывайте вашего следующего свидетеля, мистер Бюргер.
— Вызывается Джеральд Харрис.
Тот взглянул сочувствующим взглядом на Эдну Хаммер, когда вышел для дачи показаний. Она ответила ему вымученной улыбкой. После того как Харриса привели к присяге, Бюргер, оставив без внимания предупреждающий шепот Блэйна, приступил к допросу:
— Вас зовут Джеральд Харрис?
— Да.
— Вы знакомы с обвиняемым Питером Кентом?
— Да, знаком.
— Вы находились в его доме вечером тринадцатого?
— Да.
— Я показываю вам нож, мистер Харрис, который представлен суду как доказательство номер два, и спрашиваю вас: видели ли вы этот нож когда-либо прежде?
— Видел, в особых случаях.
— Где?
— Когда был гостем в доме мистера Кента. Этим ножом Кент разделывал индюшку и цыплят. Полагаю, что это самый маленький нож из набора, который использовался для разделки мяса.
— Вы знаете, где его хранили?
— Знаю.
— Где?
— Во встроенном буфете в столовой.
— А знаете точно, где именно в буфете?
— Да, сэр, в верхнем ящике. Там еще для него имеется специальное, отделанное бархатом, место.
— У вас была возможность заглянуть в этот ящик вечером тринадцатого числа этого месяца?
— Да, была.
— В какое это было время?
— Приблизительно в половине десятого.
— А что вам в этом ящике понадобилось?
— Некоторые приспособления, необходимые для приготовления коктейлей.
— Был ли нож в ящике в это время?
— Нет, не был.
— Вы уверены в этом?
— Да, уверен!
— На этом ящике был замок?
— Да, был.