Маркхэм.

— Со мною был мистер Мейсон.

— Вы имеете в виду — Перри Мейсон, адвокат, находящийся сейчас здесь, в помещении суда?

— Да, сэр.

— Отличается ли нож, представленный как доказательство номер два, от ножа, который вы убрали в ящик буфета утром тринадцатого?

— Трудно сказать. Он похож на тот, который я убрала в ящик тогда, в то время.

— Утром четырнадцатого разве вы не сказали полицейским, когда они вас спрашивали, что нож тот самый?

Судья Маркхэм взглянул на Перри Мейсона, ожидая, что тот будет возражать, но адвокат даже не шевельнулся, весь обратившись во внимание.

— Да, сказала… кажется, сказала.

— А сейчас вы только допускаете, что этот нож похож на тот, который вы убрали в ящик утром тринадцатого. Чем объясняется расхождение в ваших показаниях?

— Только тем, что, когда стала обдумывать случившееся, мне пришло в голову, что многие ножи похожи и выглядят одинаково.

— И насколько вы можете определить, этот нож, представленный как доказательство номер два, тот же самый, который вы нашли под подушкой обвиняемого утром тринадцатого и убрали в ящик буфета, это верно, мисс Хаммер?

— Они похожи.

— Можете приступить к перекрестному допросу, — торжествующе заявил Мейсону Гамильтон Бюргер.

Мейсон начал с успокаивающих вопросов:

— Как так получилось, что вы обнаружили этот разделочный нож под подушкой дяди утром тринадцатого, мисс Хаммер?

— Я… я… беспокоилась за него.

— Говоря другими словами, у вас была причина подозревать, что он ночью разгуливал во сне, ведь верно?

— Да, верно.

— И ваше беспокойство по поводу его лунатизма следует приписать тому обстоятельству, что приближался период полнолуния?

— Да, — тихо ответила она.

— Как вы узнали, что лунатики проявляют наибольшую активность, когда светит полная луна?

— Я читала об этом.

— В книге?

— Да.

— Книга была по медицине?

— Да.

— Где вы достали эту книгу?

— Выписала.

— Вы штудировали эту книгу до того, как заперли ящик буфета?

— Да, сэр.

— И как долго вы занимались изучением этой книги?

— Возможно, недель шесть или два месяца.

— Теперь обращаю ваше внимание на нож, представленный защитой как экспонат «А». Спрашиваю вас: видели ли вы этот нож когда-либо прежде?

— Да, сэр, видела.

— Вы положили этот нож в ящик буфета уже после убийства в соответствии с полученными от меня указаниями, не так ли?

Гамильтон Бюргер сорвался с места, готовый протестовать, но вместо этого медленно опустился на свой стул.

— Да, сэр.

— Я сказал вам, как вспоминаю, — спросил Мейсон, улыбаясь окружному прокурору, — что хочу, чтобы этот нож подсунули в ящик буфета и чтобы его на следующий день обнаружил сержант Голкомб, и объяснил это тем, что хочу внести сумятицу в определение орудия убийства и усложнить максимально окружному прокурору задачу идентификации ножа, как того самого, который находился в ящике буфета, ведь так я вам наказывал и объяснял?

Окружной прокурор захлопал глазами, не веря своим ушам. Судья Маркхэм подался вперед, собираясь что-то сказать, но сдержался и уставился на Мейсона широко раскрытыми от изумления глазами.

Блэйн вскочил с места:

— Ваша честь, думаю, защитника следует предостеречь, что в случае утвердительного ответа на этот вопрос прокуратура не сможет проигнорировать этот факт и предпримет шаги, чтобы проследить за тем, чтобы столь непрофессиональное поведение не осталось…

Окружной прокурор, не дав закончить своему помощнику, потянул его за пиджак и заставил сесть на место.

— Отвечайте на вопрос, Эдна, — потребовал Мейсон, оставив без внимания угрозу Блейна.

— Да, сэр, все так и было.

— И нож, который я вручил вам, — тот самый, который представлен как доказательство защиты под названием экспонат «А»?

— Да, сэр, думаю, что тот самый.

Голос Эдны Хаммер звучал тихо и смущенно. В ее глазах читалась полная растерянность.

— И вы заперли нож, известный вам теперь как экспонат «А», в ящик буфета?

— Да.

— Но его там не оказалось, когда вы открыли ящик на следующее утро?

— Нет, сэр, не оказалось.

Мейсон спросил добродушно, как бы беседуя с ней:

— Таким образом вы узнали о том, что разгуливаете во сне по ночам вот уже недель шесть, а то и два месяца, Эдна?

За столом окружного прокурора возбужденно шептались, наспех устроив совещание. Вопрос Мейсона ускользнул от их ушей. Эдна Хаммер, чья мысль все еще находилась в оцепенелом состоянии, после дерзкого заявления Мейсона, где он так бесцеремонно раскрыл их заговор, оказалась застигнутой врасплох.

— Да, сэр, — подтвердила она машинально.

Только судья Маркхэм оказался тем, кто в полной мере уяснил всю важность заданного вопроса и полученного ответа. Он подался вперед, чтобы пристально взглянуть на свидетельницу, и спросил:

— Так каков был ваш ответ?

— Да, сэр, — сказала она и, затем внезапно спохватившись, залепетала: — О, я имела в виду не это… Я не…

— А что вы имели в виду, Эдна? — уточнил Мейсон.

— Что это? Что такое? — завопил Гамильтон Бюргер, вскакивая с места. — Возражаю. Вопрос не соответствует процедуре перекрестного допроса!

— Вопрос, касающийся ее лунатизма, уже задан, и на него получен ответ, — заявил Мейсон. — Сейчас я предоставил ей возможность объяснить, что она имела в виду, отвечая на мой вопрос.

— А я возражаю.

— Очень хорошо, ваша честь, я снимаю последний вопрос. Достаточно и того, что она ответила на мой первый, — ответил Мейсон.

Бюргер с негодующим видом медленно опустился на стул. Мейсон спросил все тем же задушевным тоном: