никакой причины, почему я должна позволить ему дать себя обобрать какой-то любительнице поживиться за чужой счет. Мне было известно, что эта женщина — медсестра. Подумать только — Питер Кент женится на медсестре!

— А что плохого в том, что она медсестра?

— Все! — ответила она. — В том, что касается Питера Кента. Ей приходится самой зарабатывать на жизнь.

— Наоборот, это здорово, — ответил Мейсон, — я люблю жен-шин, которые живут своим трудом.

— Дело не в этом. Не думайте, что я снобистка. Дело в том, что она охотится за деньгами Питера Кента.

— Не согласен с вами.

— Думаю, не стоит это обсуждать, не так ли?

— Начал не я, а вы.

— Ну, я просто пытаюсь объяснить вам, почему я изменилась в душе.

— Насколько я понимаю, вы стараетесь убедить меня, что в вашем сердце проснулись добрые чувства?

— Вот именно.

— Почему?

— Я вдруг решила, что если Питер немного не в себе и желает прохлопать свои деньги, то мне не следует его останавливать. Если это то, что сделает его счастливым, — что ж, я хочу, чтобы он был счастлив.

— Даже так? — скептически спросил Мейсон.

— Знаю, вы не желаете мне верить, — ответила она вымученно, — считаете меня расчетливой и хладнокровной. Как бы я желала сделать что-нибудь такое, чтобы убедить вас в противном. Я ценю ваше доброе мнение, мистер Мейсон, очень высоко, так высоко, что вы даже себе не представляете. Я встречалась со множеством адвокатов, но я никогда не встречала ни одного из них, кто бы был настолько прямолинеен, энергичен и… до грубости честен, как вы. И я могу видеть, что вам я не нравлюсь. Обычно мужчины меня любят. Мне бы очень хотелось, чтобы вы относились ко мне так же, как я отношусь к вам.

Мейсон открыл сигаретницу и протянул ее. Она взяла сигарету, внезапно подняла глаза на него, улыбнулась и сказала:

— Жду, когда вы ответите мне: «Благодарю вас».

— Благодарю вас, — сказал Мейсон совершенно равнодушно. Он дал ей прикурить, затем поднес горящую спичку к своей сигарете и изучающе разглядывал посетительницу сквозь облачко табачного дыма. — Ну и что дальше?

— Окружной прокурор желает вытащить меня на свидетельскую трибуну.

— Для чего?

— Чтобы я дала показания, как Питер пытался убить меня разделочным ножом.

— Он думает, что сможет использовать ваши показания?

— Вот его собственные слова: «Думаю, где-то Мейсон приоткроет лазейку и даст мне возможность через вас вставить ему фитиль».

— Есть еще что-нибудь?

— Вы не слишком-то набиваетесь на мою откровенность.

— Если бы я точно знал, что у вас на уме, — ответил он, — я, возможно, облегчил бы вашу задачу.

— Я хочу позволить Питеру получить развод.

— Почему?

— Потому что думаю, что для него — это наилучший выход.

— И как же вы собираетесь содействовать этому? — задал вопрос адвокат.

— Хочу забрать из суда все свои иски. Это полностью расчистит ему дорогу. Окончательное решение о разводе уже вынесено, и если я заберу свои бумаги, тогда ему больше никто не помешает жениться, разве не так?

Мейсон не ответил прямо на ее вопрос, но спросил в свою очередь:

— И сколько же вы хотите откупного?

— Что заставляет вас думать, что я чего-то ожидаю взамен?

— Неужели я ошибся?

— Я не меркантильна. Мне не нужны деньги Питера, но я ничего не умею. У меня нет профессии. Нет никаких навыков. Не могу даже печатать на машинке или стенографировать.

— Сколько? — повторил Мейсон.

В ее глазах вспыхнуло что-то и тут же погасло.

— А сколько вы намерены предложить? — притворно-застенчиво спросила она.

— Я не могу делать никаких предложений.

— Но вы можете предложить то, что Питер хотел бы мне выплатить, или не можете?

— Нет, не могу.

— Я бы взяла двести тысяч долларов наличными. Это обеспечило бы мне тот образ жизни, к которому я привыкла еще при Питере.

— Не стремитесь к этому, — заявил ей Мейсон. — Овчинка не стоит выделки.

— Что не стоит?

— Стремиться обеспечить себе жизнь за такую цену.

— Вы что, пытаетесь учить меня, как жить? — вспыхнула она. Он покачал головой:

— Нет, я пытаюсь объяснить вам, чего вы не сможете получить.

— А чего я не смогу получить?

— Двести тысяч долларов.

— Не знаю, — заявила она, быстро проведя пальцем по складкам платья, — как я могу обойтись меньшей суммой?

— Вы же сейчас получаете пятнадцать сотен в месяц. Допустим, что и впредь вы будете довольствоваться этим. Пожалуй, это немного лучше, чем пухленькая сумма. У вас будет фиксированный месячный доход, и вы ни от кого не будете зависеть.

— И как долго это может продолжаться?

— До бесконечности, — ответил Мейсон, — если, конечно, вы не выйдете замуж.

— Нет, — возразила она, — я не хочу тянуть соки из Питера подобным образом. Я предпочла бы оговорить единовременную небольшую выплату — и покончить с этим.

— Что вы предполагаете под «небольшой выплатой»?

— Двести тысяч долларов.

Мейсон покачал головой с самым прискорбным видом:

— Нет, я даже не могу сообщить вам, что мой клиент вообще намерен выложить откупные. С вами настолько приятно было иметь дело все это время, что рискну намекнуть, я действительно думаю, что для вас лучше оставить эти пятнадцать сотен в месяц. С прицелом в отдаленное будущее вы окажетесь в лучшем положении, чем если вам удастся выторговать большую сумму сразу.

— Предположим, я запрошу меньше.

— И сколько же?

— Я назову низший предел, мистер Мейсон. Сто тысяч долларов. Мейсон зевнул, прикрыв из вежливости рот ладонью, и отрицательно покачал головой.

— Ну, знаете, с вами очень трудно иметь дело.

— Ну тогда, — посоветовал Мейсон, — наймите адвоката, если я вас не устраиваю, и действуйте через него.

— Я не хочу делиться с адвокатом.

Мейсон пожал плечами. Она внезапно швырнула сигарету на пол, наступила на нее, вскочила с места и потребовала: