законом криптохорроидного родства Кратинжа, с которым ты, вероятно, знаком.

— Даже не слыхал, — ответил Кьюджел. — Но могу ли я узнать твои намерения?

Губы Фарезма сложились в холодную улыбку.

— Я собираюсь произнести одно из самых мощных заклинаний. Это заклинание настолько непостоянно, сильно и связано с непредсказуемыми последствиями, что Фандаал, верховный волшебник Великого Мотолама, запретил его использование. Если я с ним справлюсь, ты будешь перенесен на миллион лет в прошлое. И там будешь жить, пока не выполнишь свою миссию. Потом сможешь вернуться.

Кьюджел быстро сошел с черного диска.

— Я для такого дела не подхожу. Горячо советую использовать кого-нибудь другого!

Фарезм не обратил внимания на его слова.

— Миссия, разумеется, заключается в том, чтобы привети этот шар в контакт со ВСЕОБЩНОСТЬЮ. — Он достал комок спутанного серого вещества. — Чтобы облегчить поиск, даю тебе этот инструмент. Он соотносит все существующие в мире слова с известной тебе системой значений. — Фарезм сунул комок в ухо Кьюджелу, и там он сейчас же присоединился к слуховым нервным окончаниям. — Теперь, — сказал Фарезм, — в течение трех минут послушав незнакомый язык, ты сможешь свободно им пользоваться. И еще один предмет, повышающий возможность успеха, — вот это кольцо. Видишь его камень: когда ты окажешься на расстоянии лиги от ВСЕОБЩНОСТИ, огонек в камне будет указателем пути. Ясно?

Кьюджел неохотно кивнул.

— Нужно подумать еще об одном. Предположим, твои вычисления неверны и ВСЕОБЩНОСТЬ вернулась в прошлое только на девятьсот тысяч лет. Что тогда? Я должен окончить жизнь в этом предположительно варварском времени?

Фарезм недовольно нахмурился.

— Это предполагает ошибку в десять процентов. Моя система редко допускает ошибку больше одного процента.

Кьюджел начал подсчитывать, но Фарезм указал на черный диск.

— Назад! И не двигайся во избежание худшего!

Кьюджел, вспотевший, на дрожащих ногах, вернулся в указанное место.

Фарезм отошел в конец комнаты и вступил в кольцо из золотой трубки, кольцо тут же поднялось и спиралью охватило все его тело. Со стола он взял четыре черных диска и начал жонглировать ими с такой фантастической ловкостью, что они расплывались в глазах Кьюджела. Наконец Фарезм отбросил диски; вращаясь, они повисли в воздухе, постепенно приближаясь к Кьюджелу.

Затем Фарезм достал белую трубу, прижал ее к губам и произнес заклинание. Труба раздулась и превратилась в огромный шар. Фарезм закрыл ее конец и, произнося громогласное заклинание, бросил ее на вращающиеся диски. Все взорвалось. Кьюджела подхватило, сжало, понесло одновременно в разных направлениях, в то же время его продолжало сжимать со всех сторон — толчок в противоположном направлении, эквивалентный давлению в миллион лет. И среди ослепительных вспышек и искаженных изображений Кьюджел потерял сознание.

Кьюджел проснулся в оранжево-золотом блеске солнца — такого солнца он раньше никогда не знал. Он лежал на спине, глядя в теплое голубое небо, более светлое и мягкое, чем небо цвета индиго его собственного времени.

Он пошевелил руками и ногами и, не обнаружив никаких повреждений, сел, потом медленно встал на ноги, мигая от непривычки к такому яркому свету.

Топография изменилась совсем немного. Горы на севере казались выше и круче, и Кьюджел не смог увидеть путь, по которому пришел (точнее, по которому придет). На месте проекта Фарезма рос лес из деревьев с легкой пушистой светло-зеленой листвой, на ветвях висели гроздья красных ягод. Долина была такой же, но реки текли по другим руслам и на различном удалении видны были три больших города. От долины поднимался незнакомый терпкий запах, смешанный с запахами плесени и затхлости, и Кьюджелу казалось, что в воздухе висит какая-то печаль; в сущности он решил, что слышит музыку — медлительную грустную мелодию, такую печальную, что на глаза наворачивались слезы. Он поискал источник этой музыки, но музыка уже прекратилась, растворилась в воздухе, и только когда он перестал прислушиваться, она вернулась.

Впервые Кьюджел взглянул на утесы, вздымавшиеся на западе, и на этот раз ощущение deja-vu стало еще сильнее. Кьюджел удивленно потянул себя за подбородок. Через миллион лет он вторично увидит эти утесы, значит, сейчас он их видит в первый раз. Но это также и второй раз, потому что он хорошо помнит предыдущую встречу с холмами. С другой стороны, нельзя нарушать логику времени, и в соответствии с этой логикой все-таки нынешний взгляд на утесы — первый. Парадокс, подумал Кьюджел, трудная задача! Но что вызывало это странное чувство знакомости, которое он ощутил в обоих случаях?

… Кьюджел отказался от этой темы как не сулящей никакой выгоды и уже начал поворачиваться, когда его взгляд уловил какое-то движение. Он снова взглянул на утесы, и воздух вдруг заполнился уже слышанной им музыкой — музыкой боли и экзальтированного отчаяния. Кьюджел смотрел в удивлении. Большое крылатое существо в белом пролетело в воздухе над утесами. Крылья у него огромные, с ребрами из черного хитина, соединенными серой перепонкой. Кьюджел в благоговейном страхе следил, как оно исчезло в пещере высоко в одном из утесов.

Прозвенел гонг; откуда он звонит, Кьюджел не смог определить. Отголоски дрожали в воздухе; когда они стихли, неслышная музыка снова стала почти ощутимой. Из долины появилось крылатое существо, оно несло человека, возраст и пол которого на расстоянии Кьюджел не смог определить. Существо повисло над утесами и выпустило свою ношу. Кьюджелу показалось, что он слышит слабый крик, музыка звучала печально, величественно, благородно. Тело, казалось, медленно падает с большой высоты; но вот оно ударилось о землю у основания холмов. Крылатое существо, выронив человека, скользнуло на утес, сложило крылья и стояло, как часовой, глядя на долину.

Кьюджел спрятался за скалой. Заметили ли его? Он не знал. Глубоко вздохнул. Этот печальный золотой мир прошлого ему не нравится; чем скорее он отсюда уберется, тем лучше. Он осмотрел кольцо, которым снабдил его Фарезм, но камень был тусклым, как стекло, никакие искорки не указывали направление к ВСЕОБЩНОСТИ. Этого Кьюджел и боялся. Фарезм ошибся в своих расчетах, и Кьюджел никогда не сможет вернуться в свое время.

Хлопанье крыльев заставило его взглянуть в небо. Он снова прижался в укрытии за скалой. Печальная музыка удалилась, крылатое существо пролетело на фоне солнца и бросило свою жертву к подножию утесов. Затем с хлопаньем крыльев приземлилось на выступе и вошло в пещеру. Кьюджел встал и, пригнувшись, побежал по тропе в янтарных сумерках.

Тропа вскоре привела к роще, здесь Кьюджел остановился, чтобы перевести дыхание, после этого пошел осторожнее. Пересек полосу обработанной земли, на которой стояла пустая хижина. Кьюджел хотел использовать ее в качестве убежища на ночь, но ему показалось, что изнутри на него смотрит какая-то черная фигура, и он прошел мимо.

Тропа уводила от утесов, через холмистую равнину, и как раз перед наступлением темноты Кьюджел подошел к деревне на берегу пруда.

Приближался он осторожно, но аккуратность и признаки хорошего ведения хозяйства подбодрили его. В парке у пруда стоял павильон, вероятно, предназначенный для музыкантов, мимов и декламации. Парк окружали аккуратные маленькие дома с высокими фронтонами, увенчанными декоративными гребнями. На противоположной стороне пруда располагалось большое здание с красивым фасадом, выложенным эмалированными красными, желтыми и синими пластинками. Три высоких гребня служили крышей здания, на центральном, самом высоком, виднелось сложное резное изображение, а боковые поддерживали много сферических голубых фонарей. Перед зданием широкий навес, под ним столики и скамьи на открытом воздухе, все освещено красными и желтыми фонарями в форме шаров. За столиками сидели жители поселка, курили, пили вино, а юноши и девушки исполняли эксцентрический танец, заключавшийся в высоком подбрасывании ног под музыку труб и концертино.

Подбодренный спокойствием этой сцены, Кьюджел приблизился. Жители деревни относились к