стойкие союзники.

— Конечно, хорошо, что он сохранил за нами наши посты, но сможем ли мы оказывать на него влияние? — проговорил Гинденберг после ухода принца.

По-прежнему сидя в гостиной, главный министр с маршалом потягивали бренди. Рупник, пригубив из своего бокала, проворчал:

— Этот союз с Англией губителен для нас. Август ничего не понимает. К тому же он не знаком с нынешней ситуацией. Он сражался в Вене за то, чтобы добиться независимости Юры, а ему следовало бы рассматривать переговоры как прекрасную возможность войти в состав Австрийской империи. Но при этом он мог бы сохранить часть нашего суверенитета. Именно так ему следовало действовать.

— Мы должны немедленно написать Марко в Вену и сообщить, что задумал Август, — сказал Гинденберг. — Вероятно, он сможет уговорить своего родственника и сделает то, что не удалось нам.

Рупник встал и подошел к столику, на котором стояла бутылка с бренди. Наполнив свой бокал, он вернулся на место.

— Меня удивляет, граф, что Франц не попытался изменить намерения Августа относительно договора с Англией. Я всегда думал, что он разделяет мнение отца о том, что будущее Юры связано с Австрией.

Гинденберг пожал плечами:

— Франц превыше всего ставит свои личные интересы. Он всегда этим отличался.

— Да, верно, — кивнул Рупник. — Вероятно, он думает, что сейчас самое лучшее для него — оставаться другом Августа.

— Возможно, в данный момент для нас для всех лучше оставаться друзьями Августа, — с усмешкой заметил Гинденберг. — Помните: для Юры принц — герой. Он воевал с французами в горах, а затем при Ватерлоо. Он привел остатки нашей армии к великой победе.

Рупник нахмурился и осушил свой бокал.

— Это я должен был вести нашу армию под Ватерлоо, — проворчал маршал.

— Да, вы очень не вовремя свалились в лихорадке, — заметил Гинденберг.

— Проклятому юнцу просто повезло.

— До сих пор он был неуязвим, — продолжал главный министр. — Но помните, даже Наполеон не избежал своего Ватерлоо.

Лучи июльского утра заливали конюшенный двор герцога Бофорта. Принц, пришедший сюда в поисках Чарити, почти сразу же увидел ее — девушка выходила из конюшни в сопровождении кривоногого коротышки, одетого как грум.

При виде принца она улыбнулась:

— Вы вовремя, ваше высочество. Какое замечательное утро…

Август тоже улыбнулся:

— Я никогда не опаздываю, леди Чарити.

— Это Дженкинс, ваше высочество. — Она кивнула на грума. — Сегодня он оседлал для вас Серебряного.

Из конюшни вышел еще один грум; он вел под уздцы высокого чистокровного жеребца — казалось, тот вот-вот встанет на дыбы.

— Леди Чарити сказала, что вы отличный наездник, ваше высочество, — проговорил Дженкинс. — Надеюсь, вы действительно хороший наездник, потому что Серебряный — истинное наказание.

— Да, похоже, — кивнул принц? — Но полагаю, что смогу справиться с ним.

Август подошел к жеребцу сбоку и взял у грума поводья. Вставив ногу в стремя, он мгновенно вскочил в седло. Почувствовав на себе всадника, Серебряный заржал, тряхнул головой и взвился на дыбы. Однако принц тотчас же усмирил его и, похлопав по холке, с улыбкой проговорил:

— Замечательный конь. И очень умный.

— Вот видишь, Дженкинс! — воскликнула Чарити. — Я же говорила, Что принц справится с жеребцом.

Принц с удивлением посмотрел на девушку. Почему эта малышка была столь уверена в нем? Откуда она знала, что он неплохой наездник?

Потом грум вывел из конюшни черную невысокую кобылу, и Чарити с легкостью запрыгнула в седло. Расправив юбки, она взяла в руки уздечку и взглянула на принца:

— Поехали?

— Показывайте дорогу, — ответил Август с улыбкой. Они выехали с конюшенного двора и свернули на Оксфорд-стрит. Затем направились к Гайд-парку.

Лондон только начинал пробуждаться, и по улицам, стуча колесами, катились телеги — торговцы везли на рынок овощи. При виде этих грохочущих телег принц натянул поводья, чтобы придержать коня: он опасался, что Серебряный испугается. Но, к его величайшему изумлению, жеребец не обратил на телеги ни малейшего внимания.

— Серебряный ведет себя все лучше и лучше, — заметила Чарити. — Когда я садилась на него несколько раз, мне казалось, что он вот-вот сбросит меня и растопчет.

Принц с улыбкой взглянул на девушку. Она была в сером жакете и в юбке того же цвета, а ее миниатюрная ножка, покоившаяся в стремени бокового седла, была обтянута высоким черным ботинком для верховой езды. Другую ногу скрывала юбка. Пренебрегая условностями, она не носила шляпку, и принц любовался ее блестящими каштановыми волосами, стянутыми на затылке желтой лентой.

Мысленно улыбнувшись, он подумал: «Очаровательная малышка».

— Благодарю вас, леди Чарити, за то, что пригласили меня сопровождать вас сегодня утром.

Она улыбнулась:

— Я подумала, что вам будет приятно провести немного времени вне дома.

Принц рассмеялся:

— И вы оказались правы.

Они несколько минут ехали молча. Потом Чарити, покосившись на своего спутника, проговорила:

— Знаете, Серебряный действительно ведет себя все лучше. И мне кажется, что в парке он совсем успокоится.

— Чей это жеребец? — поинтересовался принц.

— Моего брата, но по утрам обычно вывожу его я, — ответила Чарити.

Они проехали мимо слуги, выгуливающего двух маленьких собачек, и Серебряный, покосившись на них, громко зафыркал. Чарити нахмурилась и сказала:

— Гарри следовало бы отправить Серебряного в наше поместье. Ему надо находиться весь день на воле, а не в тесной лондонской конюшне.

— А что же с ним делает ваш брат? — спросил принц. Чарити посмотрела на него с удивлением.

— Что делает?.. Выезжает на нем.

Август рассмеялся:

— Вы не поняли меня, леди Чарити. Он его учит чему-нибудь?

Девушка отрицательно покачала головой:

— Гарри купил его, потому что он такой большой и красивый. Брат решил, что будет хорошо смотреться на нем. Но на самом деле Серебряный не годится для прогулок в парке.

— Возможно, он будет хорош на охоте, — предположил принц. — Англичане помешаны на охоте.

Чарити снова покачала головой:

— Он не способен прыгать. Его предыдущий хозяин постоянно падал перед заборами и всевозможными препятствиями.

— Да, это весьма утомительно. — Принц улыбнулся. Когда они въехали в ворота парка, Серебряный снова зафыркал, и принц, почувствовав, что конь беспокоится, немного натянул поводья, чтобы придержать его.

— На этой аллее в утренние часы обычно никого нет, — сообщила Чарити. — Вы можете пустить